Сообщение: 2260
Настроение: лучше всех
Зарегистрирован: 08.09.13
Откуда: Россия, Гатчина Ленинградской обл.
Репутация:
3
Отправлено: 07.12.17 22:37. Заголовок: Романтизм
Романтичные мусульмане, евреи и инвалиды Квазимодо, Жанна д'Арк и бедная Лиза — что у них общего?
В эпоху романтизма в литературе становится чрезвычайно популярной тема Другого. Героями книг оказываются те, о ком раньше не писали — представители экзотических наций, люди с физическими отклонениями, приверженцы незнакомых религий.
Мария Елиферова рассказывает, почему в культуре того времени были востребованы такие необычные персонажи. Скрытый текст
В большинстве произведений романтиков присутствует герой, наделенный подчеркнутой инаковостью, который при этом вызывает читательское сочувствие — будь то Ревекка из «Айвенго» или Квазимодо из «Собора Парижской богоматери». Через два столетия в блогосфере будут ёрничать на тему «политкорректности». Этот поворот в литературе вполне естественно подготовлен предшествующими столетиями Великих географических открытий и Просвещения, которые проблематизировали унаследованную от античного мира европейскую идентичность. Есть, однако, у этого романтического дискурса инаковости одна особенность, которая обнаруживается при более пристальном взгляде. Романтический Другой, как правило, появляется на сцене для того, чтобы красиво умереть. Вальтер Скотт пожалел Ревекку, но многие другие авторы расправляются со своими героями весьма решительно.
Перечитывая «Последнего из могикан», резонно задаться вопросом: для чего Купер так показательно угробил в конце сына Чингачгука Ункаса и его возлюбленную европейку Кору? Попробуем проиграть альтернативный вариант. Что, если бы герои не умерли?
Очевидно, что в мире Фенимора Купера хэппи-энд для Ункаса и Коры невозможен, немыслим уже только по социальным условиям эпохи. Он был бы слишком скандален даже для Жорж Санд. Зато в качестве гибнущих Ромео и Джульетты герои смотрятся безупречно. Нельзя отвести Ункаса на брачное ложе с Корой, но можно уложить его вместе с ней на алтарь катарсиса, приятно пощекотав чувства читателя шекспировской аллюзией: надо же, и индеец способен быть Ромео.
И крестьянки любить умеют
В России моделью Другого служил крестьянин. Известная нам всем со школы «Бедная Лиза» Карамзина написана на заре романтического движения, в 1796 г. Сентиментализм — пролог к романтизму, нащупывающий его проблемы и идеи. Дело, конечно, не в том, что Карамзин впервые изобразил крестьянку, как нас пытались уверять советские учебники, — в XVIII в. на сцене шло множество водевилей из жизни влюбленных крестьян. Дело в том, что любовь крестьянки изображена в серьезном, возвышенном регистре. Водевиль предусматривал только свадьбу крестьянской парочки после серии неуклюжих шуток и прибауток. Крестьяне изображались извне, как забавные животные в зоопарке. Вводя Эраста, дворянина, Карамзин разрушает этот барьер, устанавливая отношения воображаемого равенства — между Эрастом, Лизой и читателем.
И все же только воображаемого. Лизе приходится погибнуть, хотя четырьмя годами ранее Карамзин просвещенно допускал даже возможность брака «прекрасной царевны» с придворным карликом (а браки дворян с крестьянками, хоть и крайне редко, но случались на самом деле). Пушкин в «Барышне-крестьянке» выворачивает романтический сюжет наизнанку: готовность Алексея Берестова переступить через социальные предрассудки парадоксально вознаграждается тем, что его любимая оказывается… не крестьянкой. То есть на самом деле — не Другой. За много лет до того Пушкин все же заставил героиню утопиться — в «Кавказском пленнике». Здесь необходимость ее смерти уже чисто романтическая: крещеные черкешенки и татарки были популярными невестами у русских дворян еще с допетровской эры, героиня гибнет лишь потому, что отвергнута. Вряд ли случайно то, что Лев Толстой, создавая свой вариант «Кавказского пленника», постромантический, сделал Дину малолетней — заведомо исключая любовную драму. Дина просто остается в своем мире, а Жилин — в своем.
Итак, принесение Другого в жертву может быть обусловлено его социальной несовместимостью с миром автора, как в случае с Ункасом, но это далеко не всегда так. Иногда изображаются персонажи, в реальном мире имевшие возможность интеграции в общество, к которому принадлежал автор, но авторы демонстративно губят их.
Еще более нарочитые формы романтическая кровожадность принимает у Гюго в «Соборе Парижской богоматери». По сюжету Эсмеральда оказывается не настоящей цыганкой — она дочь отшельницы. У ренессансного автора она, разумеется, с триумфом возвратилась бы к матери, с нее сняли бы обвинения в колдовстве, и Феб немедленно обвенчался бы с ней. В конце концов, именно так события развиваются в новелле Сервантеса с похожей героиней. Для Гюго это невозможно. За плечами у него опыт Просвещения, философия которого гласит, что этническая инаковость — продукт воспитания. Выросшая у цыган Эсмеральда — уже на самом деле цыганка, и в европейском городском обществе ей нет места. Примерно то же происходит с Гуинпленом в «Человеке, который смеется»: человек с внешностью циркового урода в высших эшелонах власти, будь он по происхождению хоть принцем, слишком скандальная возможность. В «Соборе Парижской богоматери» Другой удвоен: роль урода отдана Квазимодо, который обречен уже безальтернативно.
Обреченность Другого
Любопытно, что романтизм, полностью отдавая себе отчет в том, что инаковость может быть приобретенной, не делает различия между врожденной и приобретенной инаковостью: та и другая обречены; погибнут и Квазимодо, и Гуинплен. Более того, обреченность инаковости и становится ее единственным оправданием. Ведь Гуинплену не дано обрести нормальную жизнь и в обществе низов, где он вырос: его возлюбленная заболевает и умирает, а сам он бросается в море. Цепочка утопившихся персонажей тянется в двадцатый век, к Мартину Идену, ибо Джек Лондон, конечно же, старомодно примеряет на себя многие шаблоны романтизма. Мартин — тоже Другой, социально чуждый обществу, в которое он пытается войти: мужской и американский вариант Бедной Лизы. И здесь расправа над героем особенно примечательна, так как Мартин, без сомнения, автобиографичен, а успешность автора в жизни очевидна.
Таким образом, романтический литературный канон подразумевает негласный запрет на интеграцию Другого в общество, к которому принадлежит автор, порой более жесткий, чем в реальной социальной практике. Нормальной жизни для Другого не предусмотрено. Его функция — впечатлять необычностью и экзотикой, трогать читательские чувства и драматично умереть в финале. Претензия Другого на место в «нашем» мире вызвала бы дискомфорт и недоумение (как иллюстрирует доромантический сюжет «Простодушного» Вольтера, на этом и построенный). Инаковость допустима при условии, что она комфортна для нас.
Комфортные воины
Вероятно, эта модель отношения к Другому восходит к реальному историческому прецеденту — судьбе Жанны д'Арк. В ее истории поражают как чудовищность и демонстративность расправы над ней, так и поспешность ее реабилитации. Живая Жанна, которая неизбежно стала бы стареть, возможно, вышла бы замуж и обзавелась родственными связями, была столь же неудобна для своих сторонников, сколь и для противников. Для святой девы-воительницы мученическая смерть была логичным исходом жизненного сценария, который оставалось только дописать.
Жанна д'Арк являла собой почти идеальный прототип Другого — женщина, крестьянка (то есть для средневековой Европы, по сути, дикарка), простодушная, эмоциональная, наделенная чудесной иррациональной интуицией и притом трагически погибшая во цвете лет. Именно таким Другого пожелают видеть последующие поколения. Орлеанская Дева оказалась комфортной, в отличие от ее современницы Кристины Пизанской — образованной, рациональной, скептичной и прожившей долгую успешную жизнь. На роль выдающейся женщины Средневековья оказалась назначена первая; о второй забыли.
Хотя Жанна д'Арк стала литературным персонажем еще при жизни (кстати, в поэме Кристины Пизанской), настоящая мода на нее вспыхивает именно в эпоху романтизма — благодаря Роберту Саути и Фридриху Шиллеру, которые фактически создали парадигму ее восприятия как романтической героини. Поэма Саути — ровесница «Бедной Лизы». Поэт не доводит рассказ до казни Жанны, но сообщает о ней в пророчестве. У Шиллера же, вопреки историческим фактам, Жанна гибнет в бою — уже тяжело раненная, она встает и умирает со знаменем в руках. И как утопившийся Мартин Иден — реплика утопившегося Гуинплена, так и эхо смерти шиллеровской героини докатывается до начала XX в. — до «Хаджи-Мурата». Толстой — постромантик, или даже антиромантик — под конец жизни пишет текст, построенный по романтическому канону. Неважно, что Хаджи-Мурат — реальное лицо и с ним случилось примерно то же, что описано в повести. Отбор материала и угол зрения превращают текст в привычную читателю историю о комфортном Другом — экзотичном, пугающем, завораживающем и обреченном на эффектную смерть в кадре как условие катарсиса. В конце концов, черноглазые горцы уже сто лет как входили в базовый ассортимент романтических героев.
И вместе с тем «Хаджи-Мурат» — текст, если так можно выразиться, метаромантический. Комфорт и дискомфорт, создаваемые Другим, Толстой не просто осознает, но исследует и препарирует. Хаджи-Мурат крайне неудобен для общества николаевской России, когда он находится среди него, ждет ответа от бюрократии и вообще чего-то там хочет, и удобен, когда он убит при попытке к бегству. Тут можно даже всплакнуть, похвалить его героизм и отрубленную голову чмокнуть. В этой сцене Толстой обращает романтическую чувствительность в некрофильский гротеск, обнажая тошнотворность эстетизации смерти. И когда читатель наконец получает долгожданную сцену героической гибели а-ля Шиллер, безопасное романтическое любование ею со стороны невозможно — оно безнадежно испорчено воспоминанием о глумливом эпизоде и звучащим в ушах голосом Марьи Дмитриевны: «Живорезы!». Из объекта любования Хаджи-Мурат становится субъектом — это читатель вместе с ним ощущает, как его бьют по голове. Он больше не Другой, даже не «такой же, как мы» — он и есть мы. Потому что Другой и есть мы. Это предел возможного дискомфорта — и вместе с тем предельное открытие литературы.
Отправлено: 22.04.18 13:19. Заголовок: Наталья пишет: Но е..
Наталья пишет:
цитата:
Но единомышленникам - адептам Совершенного Совершенства - понравилось настолько, что и продолжение появилось! Где Атос своим совершенством вообще всех задавил и погрёб. Буквально, до полного распада всех окружающих его личностей.
А мне, честно говоря, не особо эта работа понравилась, тут конечно дело разных фломастеров уже. В отличие от "Боярышника", здесь мне все без исключения кажутся дико ООСными, настолько, что даже и не узнаются практически. И несколько затянутым показалось. Хотя (на общем фоне особенно - среди всех остальных образчиков фикбука) написано довольно неплохо.
здесь мне все без исключения кажутся дико ООСными, настолько, что даже и не узнаются практически
Вот-вот, это я и разумею под "распадом личностей". Скрытый текст
Не созвездие, как у Дюма, а ... бугор и кореша. Кулак и подкулачники. Каблук и подкаблучники. Атос и податосовики.
Самое невероятное - это страстное желание Мордаунта ... ну, не стать вторым Атосом - куда уж, идеал недостижим, но хотя бы понравиться этому сверхчеловеку, пугающему его своей сверхчеловечностью! Оказывается, у пастора порка приёмыша была ежедневным ритуалом, а здесь - не порют И надолго задержался бы Мордя у такого милого пастора? А если бы задержался - нипочём не вырос бы воином
Примирение Мордаунта и мушкетеров - одна из самых плодтворных тем для фанфиков:) Кто из читателей хоть раз не измышлял вариантов на эту тему? Можно и пойти от противного: что если Мордя бы перевоспитал Атоса, научил английским манерам и обычаям, убедил в порочности королевской власти и отучил от великодворянской спеси.:) Такой поворот, кажется, еще не обыгрывался любителями Дюма.
Ну а если серьезно, то автор создал единственный возможный вариант развития событий,увы. Иначе Мордаунт уже не был бы тем Мордаунтом, каким мы его знаем.
а вот идея перевоспитания Атоса - богатая. Подумаем вместе? Кое - какие основания для такого хода у Дюма есть: в ВДБ Атос объясняет Раулю все минусы монархии и её "преходящесть". Да, рухнет не сегодня, но ведь рухнет!
А вообще, как стиль, романтизм "сместился" в детскую литературу, точнее, в подростковую. Там деление на "хороших и плохих", превращение каждой дворовой склоки в борьбу ДОБРА и ЗЛА не становится карикатурой. Просто - мировосприятие подростка.
Был ещё выход - растащить враждующие стороны так, чтобы каждая сторона была уверена в смерти противника. Но, кажется, так расстаралась одна я?
По крайней мере, аналогичные версии мне не попадались. Обычно пытаются их примирить через какой-нибудь момент катарсиса. Но растащить более реально. Жили бы себе спокойно дальше.
[off]`Наталья пишет:
цитата:
Кое - какие основания для такого хода у Дюма есть: в ВДБ Атос объясняет Раулю все минусы монархии и её "преходящесть". Да, рухнет не сегодня, но ведь рухнет! Точно! Как не заколебаться, когда вера в благородство монарха попрана. В ДЛС Атос с такой надеждой говорит сыну, что у юного поколения будет настоящий король, тогда как у мушкетеров двадцать лет назад был только министр без короля... И эта надежда разрушается из-за королевской прихоти соблазнить очередную красотку. Осталось заинтересовать графа Англией. Попробую соблазнить Атоса таким сюжетным ходом:)) Рауля нужно спасать от несчастной любви, а кто лучше нежной заботливой женщины умеет врачевать такие раны? Хорошо, что есть Мэри Грефтон. А если Мэри - то Лондон:) Разумеется, с выжившим Мордаунтом:)
Наталья пишет:
цитата:
Там деление на "хороших и плохих", превращение каждой дворовой склоки в борьбу ДОБРА и ЗЛА не становится карикатурой. Просто - мировосприятие подростка.
А кое-какие характеры уже перестают быть однозначными благодаря читательской любознательности и смене общественной морали.
Эжен Делакруа - романтик в живописи, оказывается, пробовал себя и как иллюстратор.
Узнаёте? Конечно же, Ребекка и Айвенго!
За окном - битва, и оба страстно желают, чтобы замок был взят: ведь это - придёт их свобода!
Все мы помним, что Айвенго ранен - и только поэтому ещё не бросился в гущу схватки. Но почему тогда он в полном одеянии, чуть не в корсете? Чтобы ненароком не спутали романтизм с эротикой?
Отправлено: 13.08.18 02:59. Заголовок: Ой... При взгляде на..
Ой... При взгляде на эту Ребекку посещает мысль, что ее не напрасно записали в ведьмы. Наблюдать за кровавым побоищем с таким медитативным светлым умилением на лице обычная девушка не будет. Зато у Айвенго в глазах и позе читается: "Господи! Опять они дерутся! Ни минуты покоя..."
Лилит Мазикина занялась литературоведением. Вот написала о "скверных" героях.
С чем - то можно и согласиться, но когда автор ссылается на "намёки в тексте", которые так мудрено найти... И где же это сказано, что Ромео 24 года, и он не сын Монтеки, а внебрачный сын Капульетти, то есть брат Джульетты?! Хотя есть у Лилит подозрение, что и Джульетта - не дочь своего отца. И "доказательства" беременности Офелии вынесли мозг, и уверенность в том, что миледи - гугенотка...
И как напомнить человеку хотя бы то, что "пользование девочкой" ПОСЛЕ официального венчания называется законным браком?
Многие литературные герои были задуманы авторами как положительные. Другие превратились в романтических героев только благодаря читательницам, подпавшим под обаяние авторской подачи. Стоит, однако, взглянуть на этих популярных персонажей повнимательнее, и становится ясно, что как люди они очень, очень, очень плохи.
Большинство людей — в том числе режиссёров — пропускает мимо глаз непонятные детали пьесы о Ромео и Джульетте, не пытаясь в них вдуматься и просто мысленно — или на сцене — сводя весь сюжет к рядовой трагедии несчастной подростковой любви. Но эти «непонятные» детали переворачивают просто весь сюжет, делая его гораздо запутаннее, а поступки Ромео — непригляднее. Начнём с того, что Ромео — чуть не вдвое старше Джульетты: ей — четырнадцать, ему — двадцать четыре.
Удивительно? В кино он обычно не старше семнадцати? Но смотреть надо не на экран, а в текст пьесы. Там есть фраза, которая может быть истолкована только одним способом, иначе она оказывается полностью выпадающей из сюжета. Капулетти разговаривает со своим дядей и вспоминает, что ровно двадцать пять лет назад в городе «плясали в масках». Маскарады в то время использовались для разных хулиганских поступков, в том числе — вступления в интимную связь вне брака. То, что произошло на маскараде, останется на маскараде, в конце концов.
Произошёл маскарад, судя по контексту, на свадьбе у Монтекки, так что… Для современника этот маленький диалог — большой намёк на то, что Капулетти, скорее всего, зачал (!) Ромео двадцать пять лет назад. Получается, что он намного старше Джульетты и к тому же, как минимум в глазах её отца, её брат. Правда, если посмотреть на фразы уже няни, получается, что Джульетта вовсе не дочь Капулетти, но это не имеет отношения к образу Ромео.
При взгляде на девочку он вовсе не влюбляется. Никаких признаний! Все фразы Ромео говорят, что интерес у него к Джульетте чисто потребительский, как к её родственнице и предшественнице Розамунде. Вплоть до самого известия о смерти Джульетты Ромео ведёт себя как соблазнитель, ловелас, пикапер, а не как влюблённый. Ничего, похожего на открытое признание в чувстве! Он просто пользуется наивной девочкой. Отличный романтический герой.
Гамлет
Немногим лучше показывает себя в любви другой шекспировский герой, принц Гамлет. Если читать внимательно (попробуйте сами обращаться внимание на все фразы и прозрачные намёки с первых же упоминаний принца другими персонажами), то все кругом знают, что он ночует у Офелии, но поначалу он девушку не компрометирует. Когда же его выбешивает её отец (даже не она сама!), он начинает прилюдно вести себя с ней развязно, намекая на то, что между ними уже есть связь.
Косвенные признаки указывают и на то, что Офелия была беременна, когда утонула. Это замечал ещё Гюго. В русском переводе обычно сильно сглажены слова песен Офелии, но они полны непристойных каламбуров. Офелия почти прямо сообщает отчиму и матери Гамлета, что обесчещена им. А может быть, не только им — может быть, её затащил в постель и король. Некоторые сцены и слова, связанные с Офелией, можно понять и так. Возможно, именно эта (предполагаемая) связь взбесила принца, но всё же подставлять девушку настоящий джентльмен бы не стал.
А уж если Офелия беременна именно от Гамлета, и он догадывается об этом, то всё его поведение — совершенно безнравственно. Оно в любом случае заканчивается смертью девушки и её нерождённого ребёнка.
Печорин
Когда Лермонтов писал «Героя нашего времени», он хотел показать, как равнодушно совершается зло его современниками, да ещё и потом злодей приглашает жалеть именно его, поскольку, мол, сам мучится, делая людям гадости. Но сразу после выхода огромное количество дам влюбилось в Печорина, и огромное количество молодых людей полностью ему сочувствовали и разделяли его муки. Критики, напротив, зявляли, что герой ужасен, а автор его оправдывает (раз уж приводит самооправдания героя без специальных комментариев). Лермонтову даже пришлось написать предисловие, в котором он предостерегал от того, чтобы жалеть Печорина.
Что касается комментариев автора, он, очевидно, полагал, что поступки персонажа скажут всё сами за себя. Раз за разом он творит гадости и становится, в конце концов, виновным в смерти двух человек (Бэлы, соблазнённой им со скуки, и её отца). Удивительно, но то, что Печорин играет с чувствами княжны Мэри и практически убивает (он же знает последствия для горской девушки) Бэлу, до сих пор мало кого смущают. Он же и сам страдает! Как можно сравнивать всего лишь смерть с этими муками от собственного злодейства!
Атос
Дюма описывает Атоса как самого благородного внешне и по манерам, и на этом все, как правило, и останавливаются в восприятии старшего из мушкетёров. Из внимания и читателей, и режиссёров, экранизирующих книги Дюма, практически всегда выпадает насмешка автора над образованием дворян и их поведением с честными простолюдинами, обмануть и оскорбить которых для дворянина не просто не бесчестье, а прямо таки подтверждение собственного благородства.
Но этого мало. Атос рассказывает д’Артаньяну, как убил собственную жену. Читатель и зритель часто ему сочувствует, ведь жена — та самая неприятная Миледи, верная слуга Ришелье, и к тому же у неё на плече клеймо, о происхождении которого на момент казни, кстати, Атос не знает ничего. Лилиями клеймили как проституток, так и гугеноток (то есть протестанток, некатоличек) — правда, хороший повод воспринимать её как нормальную причину для смертной казни?
Даже то, что д’Артаньян, сам — человек сомнительных моральных качеств (одно только влезание в постель Миледи под видом мужчины, которого она любит, чего стоит), воспринимает откровения Атоса с ужасом, мало заставляет задуматься читателя. Во-первых, Атос страдает! Он-то всего-навсего пытался убить, а его аж обманули! Во-вторых, клеймо же! И за распутство (которое в случае с миледи ограничивается парой любовников и двоемужием, причём второй раз замуж она выходит после того, как умерла для первого мужа), и за «предательство веры» нормально убить женщину, если ты — красивый мужчина с красивым титулом, правда?
Позднышев
Удивительно, но «Крейцерова соната» и её герой вызывают больше сочувствия и волнения среди любителей русской литературы за рубежом, чем на родине. Но в любом случае Позднышева многие (начиная, собственно, с автора) подают и воспринимают как жертву коварной женщины. Она его не любила! Она полюбила другого и спала с любимым! Конечно, герою пришлось её убить, не прекращать же отношения, раз тут тебе не рады? А его, бедного, ещё и в тюрьму потом закатали. Вот как так?
К сожалению, судя по криминальным хроникам, такое отношение к убийце связано не только с обаянием подачи героя автором. Его распространяют на всех убийц женщин. То ли Позднышев и Толстой так отпечатались в культурных кодах, то ли недалеко культура ушла от тёмных времён, когда убийство было небольшим поступком, если убитая — женщина. Ведь что значит её жизнь по сравнению с дурным настроением, вызванным несбывшимися ожиданиями мужчины?
Хитклиф
Сочувствие главному герою «Грозового перевала», по крайней мере, понятно: он был самым обыкновенным ребёнком, которого научили жестокости окружающие взрослые, раз за разом издеваясь над ним или избивая его. И всё же считать взрослого Хитклифа романтическим героем и чистым мучеником странновато. Мало того, что он избивал и насиловал жену, а также издевался над невесткой. Он же убил собственного сына! И убивал долго, расчётливо и методично.
Никакая страстная любовь не оправдывает подобных преступлений. И всё же поколения за поколением девочки влюбляются в «никем не понятого» красавца. Хотя, говоря по правде, отлично его понимает рассказчица Нелли, подруга его детства и юности. Стоит доверять её суждениям. Источник: https://kulturologia.ru/blogs/260818/40238/
Лилит Мазикина занялась литературоведением. Вот написала о "скверных" героях.
У меня один только вопрос: какие сей литератор употребляет вещества? Нет, как фанфик - ради аллаха, как говаривал Атос. Но... но... претензия на литературный анализ, извините, как говорят в интернете: ШТА? Наталья пишет:
цитата:
Начнём с того, что Ромео — чуть не вдвое старше Джульетты: ей — четырнадцать, ему — двадцать четыре.
И здоровенный бугай 24-х лет не несет ни военной, ни придворной службы, не женат, не имеет детей, дни проводит в "роще сикомор", страдая от несчастной любви, поскольку понравившаяся ему девица его отвергла? И на праздник в дом Капулетти он лезет чисто по приколу и опять-таки ради того, чтобы увидеть свою зазнобу Розалину. ЭТО - поведение взрослого и зрелого мужа (24 года - это в реалиях Шекспира - взрослый, зрелый и опытный мужчина)? ШТА?! - еще раз. Он, что ли, инвалид умственный, совсем как сей "литературовед" Это противу всякой логики вообще и реалий времени, описываемых в пьесе. Наталья пишет:
цитата:
Капулетти разговаривает со своим дядей и вспоминает, что ровно двадцать пять лет назад в городе «плясали в масках». Маскарады в то время использовались для разных хулиганских поступков, в том числе — вступления в интимную связь вне брака. То, что произошло на маскараде, останется на маскараде, в конце концов.
Произошёл маскарад, судя по контексту, на свадьбе у Монтекки, так что… Для современника этот маленький диалог — большой намёк на то, что Капулетти, скорее всего, зачал (!) Ромео двадцать пять лет назад
Ничё не поняла... Кто на ком стоял вообще?0_о Вот этот диалог - нашла:
(Капулетти) К Ромео и его спутникам.
Привет, мои синьоры! Было время, Я тоже маску надевал и нежно Шептал признанья на ушко красотке; Но все это прошло, прошло, прошло. Привет мой вам! - Играйте, музыканты. - Эй, места, места! - Ну же, в пляс, девицы! Музыка; гости танцуют. Эй вы, побольше света! Прочь столы! Камин гасите: стало слишком жарко. Как кстати нам нежданная забава!
Старику, своему родственнику.
Присядь, присядь, любезный братец мой! Для нас с тобой дни танцев уж прошли. Когда в последний раз с тобою были Мы в масках?
Старик Капулетти Да уж лет тридцать будет.
Капулетти Нет, что ты, - меньше, друг, конечно, меньше! На свадьбе у Люченцио то было. На троицу, лет двадцать пять назад, Не более, мы надевали маски.
Старик Капулетти Нет, больше, больше: сын его ведь старше; Ему за тридцать.
Капулетти Что ты мне толкуешь? Каких-нибудь назад тому два года Он был еще несовершеннолетним.
Перевод Т. Щепкиной-Куперник.
С каких, простите, веников, сия "учёная дама" решила, что речь идет именно о свадьбе Монтекки? Что, в Вероне больше людей, кроме Монтекки и Капулетти нет? Не говоря уж о том, что как бы это сказать-то... как можно Люченцио прочитать как Монтекки? Да, упоротый литературовед в кавычках может возразить, мол, это может быть имя, но! - по имени Капулетти стал бы называть только близкого друга (ну, по всем правилам этикета), да и вообще весь тон разговора - о чем-то, что произошло давно с ним и его хорошим приятелем. Вряд ли он вспоминал бы о Монтекки, как о своем приятеле, бо автором задекларировано другое.
Дальше сию "статью" ниасилила - такая феерическая глупость с апломбом выдаваемая за серьезный анализ... Нее. Только как стеб если воспринимать.
Косвенные признаки указывают и на то, что Офелия была беременна, когда утонула.
Прям аж интересно стало: КАКИЕ?! Наталья пишет:
цитата:
. В русском переводе обычно сильно сглажены слова песен Офелии, но они полны непристойных каламбуров. Офелия почти прямо сообщает отчиму и матери Гамлета, что обесчещена им.
Во-первых, девушка от горя повредилась рассудком. То есть, она уже в принципе не может рассуждать здраво и "сон и явь", образно выражаясь, у нее перепутались. Во-вторых, насколько я помню текст, все было с точностью до наоборот. Т.е. Офелия-то как раз и не против вроде как, чтобы Гамлет больше обращал на нее внимание, как на женщину в т.ч. И какие-то его знаки внимания вроде любезного обращения и подаренного цветочка, она, кажется, воспринимала как далеко идущие намерения. Но Гамлет ей прямым текстом говорит, что это не так. Наталья пишет:
цитата:
и уверенность в том, что миледи - гугенотка...
Ааа, ну это давнишний и бородатый уже фанон. Фамилия, которая на самом деле произностится "Де Брей" (господи, как меня это пробивает на хи-хи, и как мне хочется прочитать лекцию по поводу того, что у имен собственных иностранных могут быть в русском переводе тупо разные т.н. огласовки. Т.е. Джемс и Джеймс - это одно и то же, а не два разных человека из разных городов). А де Брей это гугенотская фамилия. На Дюмании ооченнно любили, помнится, эту примочку наравне с Атосом, простигосподи, Куси
Сообщение: 2711
Настроение: лучше всех
Зарегистрирован: 08.09.13
Откуда: Россия, Гатчина Ленинградской обл.
Репутация:
3
Отправлено: 31.08.18 09:38. Заголовок: Princess пишет: А д..
Princess пишет:
цитата:
А де Брей это гугенотская фамилия.
Да и не грех бы учёной даме знать, что ни проституток, ни гугенотов не клеймили, если, конечно, они не сделали что-то ещё. Лилия, как известно, это - "измена Франции"! А проститутка - всего лишь профессия. Официальная. А гугенот - всего лишь вера. На тот момент уже даже и не гонимая (в ТМ вельможа Ла Тремуль - гугенот, а между тем король ПРОСИТ его почаще появляться при дворе).
Что касается Ромео - для меня открытие, что на свадьбе можно было появиться в маске. Весёлый народ эти итальянцы! Но с официальным карнавалом свадьба совпасть никак не могла: карнавал - праздник заговения на Великий пост (аналог нашей масленицы). Само слово - от итальянского "carne vale" - "мясо, прощай"! А разговор двух старичков явно наводит на мысль о склерозе - они запутались в датах. Да и как можно на свадьбе дорваться до невесты? Вот чисто технически - КАК?
Но я посносила свои профили в соц. сетях, так что теперь ответить "литературоведу" - никакой возможности. Отвечают другие. Смеются.
Отправлено: 31.08.18 15:11. Заголовок: Вот опять чувствую т..
Вот опять чувствую то же самое, что и в случае со статьей Мазикиной о детском чтении. Если я правильно поняла общий посыл, то в целом согласна. В обществе действительно назрел запрос на достоверно прописанных положительных героев, поэтому за неимением таковых читатель лепит идеал "из того, что было". И это довольно опасно: мораль большинства произведений классики, мягко говоря, сомнительна, ибо эти произведения в массе своей создавались социальным меньшинством, привилегированными 0,5% общества, поэтому образы женщин, инвалидов, простолюдинов, представителей национальных меньшинств во многих книгах либо бледны и невыразительны, либо вовсе обесценены. Известная нам с детства литература - это в подавляющем большинстве образцов литература о конкуренции богатых белых здоровых мужчин. И она ощутимо "гнется и трещит" под напором современных норм морали, гласящих, что женщину нельзя убивать, даже если она тебя отшила, а слугу нельзя лупить палкой, даже если он низкого происхождения.
А если Лилит Мазикина имела в виду что-то иное, то я не понимаю, о чём тут сказано, кто эти буквы и что они здесь делают:)) Атос не вешал на столбах гугеноток. Да более того, он даже воровок (коей миледи и посчитал) собственноручно без суда и следствия допрежь не вешал. Он просто внезапно понял, что милая, нежная и богобоязненная девушка оказалась преступницей и брачной аферисткой, а ее тихоня-брат - никакой не брат, а любовник. Ромео и Гамлет скорее образцы для сочувствия, чем для подражания. В общем-то именно так они народу и запомнились, став именами нарицательными: "вот ромео" - так говорят обычно о нелепом, по уши влюбленном парне, который кроме предмета своей страсти ничего вокруг не замечает; "гамлетом" называют зацикленного на саморефлексии меланхолика. Хитклифа не ожесточило дурное обращение - он всегда был таким, о чем автор постоянно читателям напоминает. Это просто психически больной человек с пониженным уровнем эмпатии. Он не плох и не хорош - он глубоко нездоров. И т.д., и т.п.
Да ведь открытым текстом говорит, что любимцы дам - не совсем люди, следовательно - дамы не совсем люди. Ну или не вполне нормальны. Вся статья - это "посмотрите, кто смущает ваши девичьи сны".
А то, что литература создавалась сытыми для сытых - так с этим и спорить невозможно. Слишком мало знаю о литературах Востока, но там это было ещё откровеннее: системы письма таковы, что им надо учиться не один год. Бедняк, получивший образование, сразу становился в Китае "меньшинством" - об учёных из народа там слагали легенды. Но совсем не рвались просвещать народ.
А в "европах", да и у нас, народ потребовал права "на культуру" - и с изумлением обнаружил, что литература - это не про него. И написана не для него.
И как же трудно школяру ассоциировать себя со всеми этими страдающими и ищущими, если даже у самых "бедных" - по "триста Захаров"...
Отправлено: 31.08.18 17:15. Заголовок: Наталья пишет: А пр..
Наталья пишет:
цитата:
А проститутка - всего лишь профессия. Официальная. А гугенот - всего лишь вера. На тот момент уже даже и не гонимая (в ТМ вельможа Ла Тремуль - гугенот, а между тем король ПРОСИТ его почаще появляться при дворе).
Я так понимаю, эта фанонная мулька про миледи-проститутку пошла из кино, которое с Милен Демонжо, ее радостно подхватили и пошло-поехало. Ну и - да, верно, - Нантский эдикт, где как раз вопрос веротерпимости рассматривался и принимался, принят были еще при Анри 4-ом. И я тоже не пойму, почему так упорно педалируется именно этот фанон, если в тексте черным по белому: "Девушка оказалась воровкой. Видимо, если на миледи недостаточно вылито чОрной краски, то белые одежды Атосушки сияют не так ярко в глазах его ярых фанаток;))
Наталья пишет:
цитата:
Что касается Ромео - для меня открытие, что на свадьбе можно было появиться в маске. Весёлый народ эти итальянцы! Но с официальным карнавалом свадьба совпасть никак не могла: карнавал - праздник заговения на Великий пост (аналог нашей масленицы).
На праздничном балу, где полным-полно народу - запросто можно явиться в маскарадном костюме, опять-таки, это просто веселая выходка, на грани фола, правда, но тем не менее, на оную шалость спокойно можно закрыть глаза, дескать, пущай молодежь резвится. Кстати сказать, сеньор Капулетти так и говорит, ведь Тибальд узнает Ромео, несмотря на маску и хочет устроить скандал, на что дядюшка его отчитывает и говорит, что, мол, нечего фамилию позорить. Дескать, ну пришли наглые мальчишки, ну и пусть их. Наталья пишет:
цитата:
А разговор двух старичков явно наводит на мысль о склерозе - они запутались в датах.
Ну да. Это чистой воды сатирическая сцена, этакий разговор слепого с глухим, вполне возможно, что, кроме того, что они перепутали времена и даты, оба почтенных мужа говорят о разных вообще событиях Рике пишет:
цитата:
Если я правильно поняла общий посыл, то в целом согласна.
С малой его частью - что герои, которых автор очень часто расписывает, как образец благородства и прочее-прочее - на деле, если посмотреть по ближе оказывается не таким уж безупречным (во всяком случае с нашей, нынешней т.з.) - да, безусловно. Когда обсуждали того же Атоса и его художества - об этом много говорили)). Но вот развить эту тему внятно и грамотно, увы, у Мазикиной не получилось, бо ее понесло совсем не в ту степь, и она слишком уж увлеклась вот этим вот "щас я вам покажуу, что положительный персонаж - плохая бяка", и начала усиленно тянуть сову на глобус, хотя сова пищит, брыкается и трещит по швам И даже удивительно, что ее тут же пробило на второй номер марлезонского балета, т.е. "литературно и достоверно" доказать, что отрицательные герои как раз и есть страдающие и никем не понятные нитакие няши-стесняши. Ну, там миледи - невинная овечка-феминистка, бедный Моргот в белом плаще, угнетаемый всеми валар, майар и даже хоббитами), несчастненький Волдеморт и вот это всё. Наталья пишет:
цитата:
Да ведь открытым текстом говорит, что любимцы дам - не совсем люди, следовательно - дамы не совсем люди. Ну или не вполне нормальны. Вся статья - это "посмотрите, кто смущает ваши девичьи сны".
Аааа, ну это мы тоже проходили Опять-таки, даже странно, что нет продолжения, мол, если тебе нравится герой, который мучил по сюжету котят, то ты завтра тоже на большую дорогу выйдешь, бо это жжж неспроста!)))))
кино, которое с Милен Демонжо, ее радостно подхватили и пошло-поехало.
Не помню чтоб Демонджо на панели засветилась. Видно дело вообще не в миледином "облико морале". Просто, действительно, хочется "воссияния на фоне".
Ведь точно такая же история, например, с Грушницким: если бы не хотелось возвысить Печорина - никому и в голову не пришло бы унижать его антагониста. Он - "средне - хороший", и в качестве главного героя был бы вполне лапушкой.
А почему на Печорина хочется - таки нахлобучивать нимб? Рефлексия, взгляд на себя со стороны - в глазах читателя искупает любые, самые неблаговидные поступки. Но только в глазах читателя - сослуживцы и женщины оценивают именно поступки, и он правы. Стереоскопичность!
В пику лермонтовскому "Герою" Тургенев написал повесть "Бретёр" Там Авдий Лучков - копия Печорина, только без самокопания, дневников, страданий от собственных злодейств. Он просто злодействует, не страдая. Без налёта романтизма - гад в чистом виде.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 57
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет