Весёлый, жизнерадостный юнец, умеющий вдохновить, заразить своим оптимизмом всех вокруг, жил в роскошной квартире, отмахиваясь от намёков, что "неприлично корнету занимать генеральские апартаменты". А где же селить приезжающих товарищей, в гостинице, что ли? Товарищами были будущие декабристы...
А обратил на себя внимание вот при каком случае: наследник престола Николай Павлович заметил его на смотру, залюбовался. Запомнил в лицо. И надо же такому случиться, что на следующий день двое солдат из его полка не заметили на улице проходящего Николая, не отдали ему честь! Поняв, что произошло, перепугались и убежали. Рядом случился Одоевский...
- Корнет! Догоните мерзавцев!
Что должен был сделать корнет? Броситься вслед, а потом врать, что не догнал? Или сразу встать в позу - объяснить, что князь - не мальчик на побегушках? Ни то, ни друге невозможно. И он... слукавил:
- Не могу бегать, ногу подвернул...
Николай Павлович не забывал никогда и ничего. Через год на следствии он припомнит этот ответ! Одоевский для него - "дурак по всей силе этого слова": никаких показаний он не давал. Не только потому, что не хотел, но и потому что не мог: юный романтик посещал собрания заговорщиков всего несколько месяцев, просто упиваясь воздухом свободы: "Умрём... ах, как славно мы умрём!"
В крепости Николай Бестужев придумал азбуку - перестук, и связал девятнадцать человек: они договаривались о показаниях, о линии поведения, да и просто поддерживали друг друга. И увы, Одоевский стал для них препятствием, через него не могли связаться ни с кем. Ведь для перестукивания надо было знать буквы в азбуке по порядку, а Александр... не знал! Что же за невероятное образование получали дворянские недоросли, если в таком пренебрежении был родной язык?! И какими же могли быть их стихийные таланты, если и без знания азбуки стихи получались? И получались едва ли не лучше, чем на воле:
"...В темнице есть певец народный. / Но не поёт для суеты.
Срывает он душой свободной / небес бессмертные цветы.
Но, похвалой не обольщенный, / Не ищет раннего венца.
Почтите сон его священный, / Как пред борьбою сон борца.
Да, борьба была впереди. Борьба не просто за выживание - за сохранение достоинства. А порой и просто человеческого облика. Восемь месяцев пути в Сибирь. Сначала - на тройках, потом - в телегах, последние перегоны - пешком. И всё это время - в кандалах по полтора пуда. 24 килограмма. На стоянках у костров Александр (самый юный из партии - ему было 24 года) читал свои импровизации, речитативы, не позволяя ослабнуть духом никому:
Что за кочевья чернеются /Средь пылающих огней?
Идут под затворы молодцы / За святую Русь.
За святую Русь неволя и казни - / Радость и слава.
Весело ляжем живые в могилу / За святую Русь!
Спите, равнины угрюмые./ Вы забыли, как поют.
Пробудитесь! Песни вольные /Оглашают вас!
Славим нашу Русь. В неволе поём / Вольность святую.
"Как Гомер, признавал только устное творчество". Все стихи Одоевского, известные потомству, записаны его друзьями! Едва могли уговорить его поправить отдельные строки, разночтения.
Восемь лет каторги. Да, подземного стажа только год, потом - завод. С 1833 года - поселение.
Только успел обжиться в Елани - перевод на новое место, в Ишим. Казалось бы, поселение - послабление? Чуть не прощение? Но все, кто успел вкусить этой милости, уверяли, что никогда не были так близки к отчаянию. Пока были вместе - чувствовали себя непобедимыми, а поселение - это одиночество среди местного населения. Охотники, купцы. Интеллигенцией приходится считать местных попа да урядника, но не станут же они кругом общения!
Александр Одоевский. Рисунок Николая Бестужева 1833 г.
Недвижимы, как мёртвые в гробах,
Невольно мы в болезненных сердцах
Хороним чувств привычные порывы;
Но их объял еще не вечный сон,
Еще струна издаст бывалый звон,
Она дрожит — еще мы живы!..
"Во глубину сибирских руд" вести доходили с огромным опозданием, но всё же доходили. Восстала Польша... прекрасно, что есть ещё люди, способные поднять меч, но - славяне против славян? Не за раскол надо бы драться - за объединение всех славянских племён!
Боже, когда же сольются потоки
В реку одну, в источник один,
Ясный, как небо, как море, широкий.
Да потечёт сей поток - исполин,
И увлажняя полмира собой,
Землю украсит могучей красой!
Погиб Грибоедов. Для всех - гений, а для него ведь - брат...
...О, дайте горьких слез потоком
Его могилу оросить,
Ее согреть моим дыханьем;
Я с ненасытимым страданьем
Вопьюсь очами в прах его,
Исполнюсь весь моей утратой,
И горсть земли, с могилы взятой,
Прижму — как друга моего!..
А я в темнице! Из-за стен
Напрасно рвуся я мечтами...
Взглянуть на взор его очей,
Взглянуть, сжать руку, звук речей
Услышать на одно мгновенье —
Живило грудь, как вдохновенье,
Восторгом полнило меня!..
В довершение царской милости к грешнику в 1837 году получено определение рядовым на Кавказ. И здесь судьба сделала Александру настоящий подарок: встречу с поручиком Тенгинского полка Лермонтовым. Два поэта обнаружили такое сходство в мыслях и чувствах, что знакомство офицера с рядовым быстро переросло в дружбу, и десять лет разницы в возрасте ничуть не помешали. Вот как Лермонтов нарисовал своего друга:
url=https://postimg.cc/nMNJ4NSv]
[/url]
[/url 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума