О фольклоре.
Нищий горный край для любителя сказаний и легенд, а также песен и танцев, покажется очень богатым. Потому что гурали, к слову, люди творческие и живут не хлебом единым.
Если этого самого хлеба в горах очень часто не хватало, то музыки - и самой лучшей - хватало на всех. На каждую область и, практически - на каждого человека. Чего стоит одна песня "Под явурем под зелёнем", вариаций которой, наверное, можно насчитать больше ста. Двух одинаковых я, к слову, ещё не встречала. Разнятся слова, мотивы, ритмы...
Сейчас, увы, большинство этих мелодий и напевов ушли в прошлое. От пастушьих песен осталась самая малость, а уж от "збойницких"... Самое большее, что можно найти - это, пожалуй,
"Много ли заботы -
Семь на одного-то!
Выходите двадцать,
Так сподручней драться!
Много ли заботы-
Семь на одного-то!
Выходите сорок,
Чтоб я взял топорик!"
Всё потому, что татранскую культуру не оценили. Правда, в 19-ом веке горы восхищали многих поэтов, прибывших полюбоваться пасторалями, зефирами, стадами и умилительно-маленькими хатками в низинах. Настоящие Татры были сокрыты практически от всех.
Что говорить, на это были причины. История Татр нередко была неприглядной, отталкивающей, настолько драматичной, что спокойно слушать даже самые сухие сведения просто невозможно. Да и романтики, к слову, со всего этого не наскребёшь.
"За Дунаем - крепостица,
В стены вбиты два крюка!
Эти стены, славный хлопец,
Обходи издалека!"
Со "славными хлопцами", которых голод и беда гнали "на дело", расправлялись очень жестоко. Простой виселицы иным власть имущим казалось мало - делали железный крюк. Иных молодцев "катували" - выпытывали, где ж остальные. Всё-таки, к слову, шайки этих озверевших с голоду ребят представляли большую опасность. "Не мы их, так они - нас"...
"Как вели Яницка от Либоке,
Заплакали скалы и утёсы,
Яницку, эй! Гаснет на горах свобода,
А по тебе льют слёзы, как воду..."
Даже удивительно, что в таком бунташном, бешеном краю слагали тихие, печальные песни. Иные - будто далёкий смех, другие - будто рыдания. А иные... Я даже не знаю, как их назвать. Ритма в них вообще нет! Под тихую игру скрипки - не очень складный, кое-как зарифмованный текст. Но игра...
Музыка словно живёт отдельной жизнью. Кажется, словно одна мелодия плывёт, догоняет другую, останавливает, сливается с нею... И под конец они останавливаются обе, словно встретив непреодолимую преграду. И, когда эта песня заканчивается, остаётся чувство, будто что-то безвозвратно потеряно...
Голоса поющих тоже не звучат вместе, а догоняют друг друга. То несколько голосов замолчат, и слышен один, затем - звучат остальные. Кажется, что поющих охватило отчаяние - и слышна уже не песня, слышен крик.
"Э-э-эй! Ведут тебя, ведут
Эй, улицей в Сяфлярах!
Эй, а меня заведут, меня заведут
Эй, к тем виселицам, к проклятым!"
Тут у поющего словно путы на руках, и он хочет сбросить их, вырваться на волю. Но верёвки крепкие! И голос рыдает в одиночестве, а скрипка тихо выводит свою странную песню.
"Убили Яницка в Сегедыне,
Схоронили его при Быджине,
Колокольцы пели-заливались,
Девушка рыдала-убивалась.
А перешко вили на Тренчине,
А чупажку ковали при Мартине..."
И гурали хоронят свою волю, своё возможное счастье. Осталось разойтись по хатам, к своим голодным семьям, и...
Гураля зашьют в холстину. Ему-то гроб никто "робить" не будет. И кинут родичи в мёрзлую землю на погосте. Об этом возможном финале и плачет скрипка.
Но если бы все песни были такими, то горцев давно бы удушило отчаяние. Збойникам тоже не особо-то хочется думать о смерти. Жизнь-то хороша!
А если есть возможность с голоду не умереть и панам не попасться - чего тужить?
"У нашего пана
Зелена поляна!
Поляну скосили,
А пана убили!
Эй! Ой-да!"
Пастухам, которые "условно мирные" жители, тоже петь-плясать не лень.
"Баца наш, баца наш, если водки мало,
Разгромим для тебя винные подвалы!
Баца наш, баца наш, танцевать охота!.."