Слава богу: в России опять появился великий писатель, и я тороплюсь поскорее обрадовать этой радостью Россию. Открыла нового гения маленькая девочка Леля. Несколько лет назад Леля заявила в печати: «Из великих русских писателей я считаю своей любимой писательницей Л. А. Чарскую». А девочка Ляля подхватила: «У меня два любимых писателя: Пушкин и Чарская». «Своими любимыми писателями я считаю: Лермонтова, Гоголя и Чарскую». Эти отзывы я прочитал в детском журнале «Задушевное слово», где издавна принято печатать переписку детей, и от души порадовался, что новый гений сразу всеми оценен и признан. Обычно мы чествуем наших великих людей лишь на кладбище, но Чарская, к счастью, добилась триумфов при жизни. Вся молодая Россия поголовно преклоняется перед нею, все Лилечки, Лялечки и Лелечки. «Целую милую, дорогую Лидию Алексеевну Чарскую и желаю ей крепкого здоровья, чтобы она продолжала нам писать эти чудные повести»,— пишет тринадцатилетняя Зиночка. «Ах, как хотелось бы лично повидать ее»,— мечтает в далеком Тифлисе Полина. «Желаю иметь ее портрет»,— тоскует где-то под Минском девочка Лоло Андресюк. «Я выписала себе ее карточку и повесила в рамке над моим письменным столом»,— блаженствует в каких-то Гвоздках девочка Вера Малинина. И нельзя без волнения читать, как в городе Вознесенске шестеро таких девочек, все третьеклассницы, копят, собирают копейки и гривенники, отказывают себе во всем, чтобы сообща купить новую книгу обожаемой Лидии Алексеевны. «Я уже за лето скопила два рубля, теперь думаю, что мне на именины подарят еще один рубль»,— высчитывает вслух Катя Ланина, и кто же не позавидует ей! Такая небывалая власть у этой изумительной Чарской над сердцами наших дочерей и сестер! Чем приворожила к себе эта волшебница такое множество детских сердец? Кто разгадает, в чем тайна ее обаяния? Девочка Валя Руднева, прочитав у нее о какой-то арфистке, и сама заиграла на арфе, а другая девочка, Галя Месняева, прочитав у нее о войне, и сама стала рваться в бой: «Мне страшно хотелось быть в сражениях, биться самой, воодушевлять солдат!» — сообщает она в «Задушевное слово». Когда же в городе Томске какая-то Маня Тихонравова вздумала почему-то изменить свою жизнь, она обратилась за советом не к матери и не к отцу, а к обожаемой Лидии Алексеевне. «С нетерпением ждала ответа,— рассказывает она.— Думала уже: ответа не будет. И вдруг получаю ответ! Дорогая писательница ответила мне!» И девочка, которая не слушалась ни матери, ни отца, послушалась дорогой писательницы. Детским кумиром доныне считался у нас Жюль Верн. Но куда же Жюлю Верну до Чарской! По отчету одной библиотеки дети требовали в минувшем году сочинения: Чарской — 790 раз, Жюля Верна — 232 раза.
Не угнаться за ней старику Жюлю Верну! Сейчас передо мною триста сорок шесть детских писем о различных прочитанных книгах, из них двести восемьдесят два письма (то есть больше восьмидесяти процентов) посвящено восхвалению Чарской. И не только вся Россия, от Тифлиса до Томска, но и вся Европа влюблена в Лидию Алексеевну; французы, немцы, англичане наперерыв переводят ее книги, а в Чехии, например, читатели до того очарованы ею, что, по свидетельству того же «Задушевного слова», настойчиво зовут ее в Прагу: осчастливьте! Но, к радости для России, великая наша соотечественница не покинула, не осиротила нас, и благодарная родина достойно наградила ее: 3 октября 1910 года была открыта всероссийская подписка для учреждения (в институте или гимназии) стипендии имени Л. Чарской. Не говорите же, что мы не умеем чествовать наших великих людей! Перелистываю книги этой Чарской и тоже упоен до безъязычия. В них такая грозовая атмосфера, что всякий очутившийся там тотчас же падает в обморок. Это мне нравится больше всего. У Чарской даже четырехлетние дети никак не могут без обморока. Словно смерч, она налетает на них и бросает их на землю без чувств. В «Записках институтки» я читаю: «Надю бесчувственную на руках вынесли из класса». И снова: «Я потеряла сознание». И снова: «Я громко вскрикнула и лишилась чувств». В «Записках гимназистки» то же самое: «Я громко вскрикнула и без чувств грохнулась на пол». В «Записках сиротки» то же: «Я потеряла сознание». Три обморока на каждую книгу — такова обычная норма. К этому так привыкаешь, что как-то даже обидно, когда в повести «Люда Влассовская» героиня теряет сознание всего лишь однажды. Ее и душат и режут, а она хоть бы что. Право, это даже невежливо. Такая толстая книга, и только один обморок! То ли дело другая великолепная повесть о девочке Нине Воронской: повесть еще не закончена, а уж Нина впадала в бесчувствие ровно одиннадцать раз! Да и как же героям Чарской хоть неделю пробыть без обморока! Она только о том и заботится, чтобы довести этих детей до бесчувствия. Ураганы, пожары, разбойники, выстрелы, дикие звери, наводнения так и сыплются на них без конца,— и какую-то девочку похитили цыгане и мучают, пытают ее; а другую — схватили татары и сию минуту убьют; а эта — у беглых каторжников, и они ее непременно зарежут, а вот — кораблекрушение, а вот — столкновение поездов, и на одну только малютку Сибирочку (в книге «Сибирочка») нападают сначала волки, а после — медведь, а после — разъяренные львы. Целый зверинец против крохотной девочки! Но Чарской мало и львов и волков, и вот — Серые, Черные Женщины, Черные Принцы, привидения, выходцы из могил, и все это только для того, чтобы: «А-а-а! — закричала вдруг не своим голосом Малявка и без чувств грохнулась на пол» («Большой Джон», гл. V). «Ужас»— любимое слово у этих ошалелых детей. «Ледяной ужас сковал мои члены»,— выражается какой-то семилетний, а другой прибавляет: «Ужас заледенил все мое существо». И третий: «Невольный ужас сковал меня». И четвертый: «Леденящий душу ужас пронизал меня с головы до ног». Какая-то фабрика ужасов эти чудесные детские книжки, и вот до какого обалдения доходит в одной из них маленькая девочка Лизочка: «Иглы страха мурашками забегали по моему телу (иглы мурашками! — К. Ч.)... Липкий пот выступил на лбу... Волосы отделились от кожи, и зубы застучали дробным стуком во рту... Мои глаза сомкнулись от ужаса» («Белые пелеринки», гл. 19). И через несколько строчек, конечно: «Я громко вскрикнула и лишилась сознания». Нечего и говорить о том, что эти малые дети то и дело убегают из дому — в дебри, в тундры, в моря, в океаны, ежеминутно висят над бездонными пропастями и по всякому малейшему поводу покушаются на самоубийство. II.
Пробегаю воспаленными глазами по этим огнедышащим книгам и натыкаюсь на такую страницу: маленькая девочка, калека, упала перед подругой на колени, целует ей руки, ноги и шепчет, истерически дрожа: «Я злодейка пред тобою, а ты... ты — святая. Я поклоняюсь тебе!» Это из повести Чарской «Записки маленькой гимназистки». Девочка целует чьи-то ноги! О, как, должно быть, болело, кричало, разрывалось ее маленькое сердце, прежде чем в покаянной истерике она упала пред подругой на землю. Ты понимаешь ли, милая Лялечка, что такое, когда крохотный ребенок вдруг до бешенства возненавидит себя и захочет себя оплевать, и, в жажде самоунижения, всосется в твои ноги губами: «Бей меня, топчи, унижай: я — злодейка, а ты — святая!» Чтобы успокоиться, беру другую книгу под безмятежным заглавием «Счастливчик». Но и в ней я с ужасом читаю, как этот самый Счастливчик падает пред кем-то на колени и лепечет, истерически дрожа: «О,прогоните же меня, прогоните! Я не стою вашей ласки!» И целует кому-то руки: я дурной, я злой, я жестокий. И тут же другой младенец так же истерически взвизгивает: «Вы — ангел, а я — поросенок!» И тоже лобзает чью-то руку: прибейте, прибейте меня! Я волнуюсь, я мучаюсь, но в новой книжке — «Щелчок» — маленький мальчик опять целует у кого-то сапоги, умоляя: «Исхлещи меня кнутом до полусмерти!» А в повести «Некрасивая» маленькая девочка снова бьется у чьих-то ног: «Избей меня, искусай, исцарапай!» И мне становится легче: я с отрадой начинаю замечать, что мазохическое лобызание рук и ног — самое обычное занятие у этих малолетних истериков. Им это так же легко, как «здравствуйте» или «прощайте». Они лижут друг у друга все, что могут: руки, ноги, платье, сапоги,— но так как они и вчера лизали, и завтра будут лизать, то зачем же мне беспокоиться? Словно узор на обоях, повторяется на этих страницах один и тот же припадок, и если в повести «Люда Влассовская» одна девица чмокает в руку учителя, другая—незнакомого генерала, а третья припадает к чужим башмакам («Люда Влассовская». Повесть Л. А. Чарской, изд-во Товарищества «М. О. Вольф», с. 170, 203, 398, 439.) то я с надеждой смотрю на четвертую: кого и куда поцелует она? Когда же эта четвертая воскликнула: «Мне хочется упасть к ее ногам, целовать подол ее платья»,— тут я окончательно повеселел. Я увидел, что истерика у Чарекой ежедневная, регулярная, «от трех до семи с половиною». Не истерика, а скорее гимнастика. Так о чем же мне, скажите, беспокоиться! Она так набила руку на этих обмороках, корчах, конвульсиях, что изготовляет их целыми партиями (словно папиросы набивает); судорога — ее ремесло, надрывнее постоянная профессия, и один и тот же «ужас» она аккуратно фабрикует десятки и сотни раз. И мне даже стало казаться, что никакой Чарской нет на свете, а просто — в редакции «Задушевного слова», где-нибудь в потайном шкафу, имеется заводной аппаратик с дюжиной маленьких кнопочек, и над каждой "кнопочкой надпись: «Ужас», «Обморок», «Болезнь», «Истерика», «Злодейство», «Геройство», .«Подвиг»,— и что какой-нибудь сонный мужчина, хотя бы служитель редакции, по вторникам и по субботам засучит рукава, подойдет к аппаратику, защелкает кнопками, и через два или три часа готова новая вдохновенная повесть, азартная, вулканически-бурная,— и, рыдая над ее страницами, кто же из детей догадается, что здесь ни малейшего участия души, а все винтики, пружинки, колесики!.. Конечно, я рад приветствовать эту новую победу механики. Ведь сколько чувств, сколько вдохновений затрачивал человек, чтоб создать «произведение искусства»! Теперь наконец-то он свободен от ненужных творческих мук! Но все же что-то тусклое, бездушно-машинное чудится в этих страницах. Как и всякие фабричные изделия, как и всякий гуртовой товар, книги, созданные этим аппаратом, чрезвычайно меж собою схожи, и только по цвету переплета мы можем их различить. Я помню, милая Лялечка самозабвенно рыдала, читая у Чарской, как (после обычного обморока) какой-то ребенок заболел роковой театрально-эффектной болезнью, и я долго не мог успокоить ее. Но наконец придумал: взял с полки другую такую же книгу и там прочитал: «Сегодня роковая ночь, сегодня перелом болезни... доктор приедет вечером» («Большой Джон», гл. 14). Взял третью книгу и прочитал: « — Скажите, доктор, она очень опасна? — Сегодня должен быть кризис. — Послушайте, этот ребенок мне дороже жизни. Спасите ее!» («Южаночка», гл. 25). Лялечка с недоумением слушала, но я взял четвертую и прочитал: «Ей худо! Она умирает. Доктора! Доктора поскорее! Спасите ее, доктор! Это лучшее дитя в мире!» («Сибирочка», гл. 25). Ляля облегченно вздохнула и вдруг засмеялась и даже почему-то запрыгала. Еще бы! Ведь повторенный эффект — не эффект, привычный ужас — не ужас, и какая же страсть заразительна, если войдет в обиход? Едва ребенок заметил, что эти катастрофы и страхи сфабрикованы по одному трафарету — гуртовой товар, стандартный фабрикат,— тревога и взволнованность заменилась беззаботным равнодушием. Всякая эмоция от частых повторений вырождается в противоположное чувство, и отныне Лялечка только смеется, встречая у Чарской горячку, черную оспу, перелом ноги или руки. Когда же кто-нибудь на этих страницах тонет, горит, замерзает, ее радости нет конца. «Опять! Опять!» — торжествует она, и мы наперерыв вспоминаем, что в,«Сибирочке» уже замерзала Сибирочка, в «Лизочкином счастье»— Лизочка, а в «Записках гимназистки» — гимназистка и что в «Записках гимназистки» девочку спасал граф, в «Белых пелеринках» девочку спасала графиня, в «Юркином хуторке» девочку спасал князь, а в «Джаваховском гнезде» девочку спасала княгиня. И снова князь, и снова княгиня — ежеминутно на этих обоях повторяется тот же узор. Благороднейший губернатор, великодушный генерал, пленительный тайный советник, очаровательный министр двора — принадлежность каждой ее книги, а в «Записках институтки» появляется даже «богатырски сложенная фигура обожаемого Россией монарха, императора Александра III», и только когда не хватает уже ни царей, ни князей, наскоро изготовляются «просто аристократы»: «У него ноги аристократа по своему изяществу и миниатюрности»,— хвалит кого-то Чарская. «Скромный фасон ботинок не может скрыть их форму» («Джаваховское гнездо»). Но «аристократы» тоже машинные: схожи меж собой, как пятаки. Вообще в этом прекрасном аппарате, мне кажется, не хватает кнопок, надо бы прибавить еще. III.
Что же это такое, обожаемая Лидия Алексеевна? Как это случилось, что вы превратились в машину? Долго ли вам еще придется фабриковать по готовым моделям все те же ужасы, те же истерики, те же катастрофы и обмороки? Кто проклял вас таким страшным проклятием? Как, должно быть, вам самой опостылели эти истертые слова, истрепанные образы, застарелые, привычные эффекты, и с каким, должно быть, скрежетом зубовным, мучительно себя презирая, вы в тысячный раз выводите все то же, все то же, все то же... Но, к счастью, вы и до сих пор не догадались о вашем позоре, и, когда простодушные младенцы воспевают вас как счастливую соперницу Пушкина, вы приемлете эти гимны как должное. Я тоже почитаю вас гением, но, воистину, гением пошлости. Превратить свою душу в машину, чувствовать и думать по инерции! Если какой-нибудь Дюркгейм захочет написать философский трактат «О пошлости», рекомендую ему сорок томов сочинений Лидии Чарской. Лучшего материала ему не найти. Здесь так полно и богато представлены все оттенки и переливы этого малоисследованного социального явления: банальность, вульгарность, тривиальность, безвкусица, фарисейство, ханжество, филистерство, косность (огромная коллекция! великолепный музей!), что наука должна быть благодарна трудолюбивой писательнице. Особенно недосягаема Чарская в пошлости патриото-казарменной: «Мощный Двуглавый Орел», «Обожаемый Россией монарх» — это у нее на каждом шагу, и не мудрено, что унтеры Пришибеевы приветствуют ее радостным ржанием, а какой-то Ревунов-Караулов отдал даже такой приказ: «Книга г-жи Чарской должна быть приобретена в каждой семье, имеющей какое бы то ни было соприкосновение... с кавалерией».( «Задушевное слово», 1912, № 20.) Как жаль, что в японскую войну кавалеристы не читали Чарской! То-то натворили бы подвигов! Недаром Главное управление военно-учебных заведений так настойчиво рекомендует ее в ротные библиотеки кадетских корпусов: ее книги — лучшая прививка детским душам казарменных чувств. Но неужто начальство не заметило, что даже свое ура изготовляет она по-машинному: «Русские бежали по пятам, кроша, как месиво, бегущих»,— пишет она в «Грозной дружине». «Красавец атаман ни на минуту не переставал крошить своей саблей врага». «Началось крошево...» «Удалая дружина делала свое дело, кроша татар направо и налево». Только и знает, бедняга, что «крошили», «кроша», «крошить»,— зарядила одно, как граммофон. Так что хоть и читаешь: «ура», а чувствуешь: «трижды наплевать». Мертвая, опустошенная душа! И когда дошло до того, что христолюбивое воинство ночью «искрошило» беззащитных спящих, она пролепетала с институтской ужимкою: «Сладкое чувство удовлетворенной мести!» И, умиляясь, рассказала детям, как один христолюбивый воин поджаривал «иноверцам» пятки, собственно, поджаривал не сам, а только приказал, чтобы поджарили; сам же отошел и отвернулся, и оттого, что он отвернулся, Нарекая растроганно (но не совсем грамотно!) воскликнула: «Великодушная, добрая душа!» Институтскую бонбошку нужно иметь вместо сердца, чтобы дойти до такого тартюфетва! IV
Чарская — институтка. Она и стихами и прозой любит воспевать институт, десятки книг посвящает институту и все-таки ни разу не заметила, что, по ее же рассказам, институт есть гнездилище мерзости, застенок для калечения детской души; подробно рисуя все ужасы этого мрачного, места, она ни на миг не усомнилась, что рассказывает умилительно трогательное; пишет сатиры и считает их одами. Для нас ее «Записки институтки» суть «Записки из „Мертвого дома"», но она-то, вспоминая институт, восклицает о нем беспрестанно: Когда веселой чередою Мелькает в мыслях предо мною Счастливых лет веселый рой, Я точно снова оживаю,— и должно быть весьма удивилась бы, если бы кто-нибудь ей сообщил, что именно благодаря ее книгам мы возненавидели лютою ненавистью этот «веселый рой», мелькающий «веселой чередою». Поцелуи, мятные лепешки, мечты о мужчинах, невежество, легенды и опять поцелуи — таков в ее изображении институт. Никаких идейных тревог и кипений, столь свойственных лучшим слоям молодежи. Вот единственный умственный спор, подслушанный Чарской в институте: «Если явится, дух мертвеца, делать ли духу реверанс?» Когда девушки, окончив институт, вступают в жизнь, начальница, по утверждению Чарской, заповедует им: «Старайтесь угодить вашим, будущим хозяевам (!!!)». И даже эта холопья привычка лобзать руки, падать на колени прививается им в институте: «если maman не простит Лотоса,— поучает одна институтка другую,— ты, Креолочка, на колени бух!» И даже воспитательница шепчет малюткам: «На колени все! просите княгиню простить вас» И когда, как по команде, сорок девочек опустились на колени, Чарская в умилении пишет: «Это была трогательная картина». Это была гнусная картина, подумает всякий, кто не был институтской парфеткой. Точно так же, по сообщению автора, дети в институте приучаются симулировать истерику и обморок: «Медамочки, предупреждаю вас, не удивляйтесь: если вытяну из последних билетов, то упаду в обморок», «Если не по-моему, я в истерику и в лазарет». Свежему человеку жутко слышать из уст ребенка такую рассчитанно-обдуманную ложь, но в институте это — система, очень милая нашей писательнице. Теперь, когда русская казенная школа потерпела полное банкротство даже в глазах Передонова, только Чарская может с умилением рассказывать, как в каких-то отвратительных клетках взращивают ненужных для жизни, запуганных, суеверных, как дуры, жадных, сладострастно-мечтательных, сюсюкающих, лживых истеричек. По восторженным книгам Чарской мы знаем, что институтки при звуках грома зарываются головою в подушку и по-бабьи скороговоркой лепечут «свят-свят-свят», что, словно Акульки за печкой, они любят разгадывать сны: лавровый венок,— значит, нуль, хорошо отвечать стихи во сне,— значит, плохо отвечать на уроке; что при неудаче они говорят: «Не слава богу». И когда хотят на экзамене обмануть своих экзаменаторов, обращаются за помощью к иконам, к святителям: «Тс... тс... я слышу... святая Агния предсказывает мне билет»,— говорит одна институтка, а другая за одну щеку сует себе образок, за другую распятие, под язык—крошку церковной просфоры. «Непременно выдержу экзамен». А третья засунула себе «за платье» икону святого Николая, и святой Николай помог ей вытянуть первый билет. Ее подруги повторяют: чудо! чудо!:—и Чарская вместе с ними; даже глава у нее названа «Чудо». Мудрено ли, что в книгах Чарской мы то и дело читаем: «Сон Краснушки сбылся». «Предсказание бродячей гадалки исполнилось!» Мудрено ли, что она сообщает, как одна татарка молилась своему татарскому богу, но татарский бог не помог, а чуть помолилась русскому, русский моментально откликнулся. Тем же восторженным тоном рассказывает Лидия Чарcкая, что в это опереточное заведение присылают кавалеров по наряду (подлинное ее выражение!) — специально для танцев, и мудрено ли, что у парфеток холодеют руки при одном только слове: мужчина; что даже про архиерея они восклицают: «Ах, душка красавец какой!» — что даже царь у них «дуся»* и что идеальным мужчиной представляется им гвардеец «лучшего гвардейского полка», с усами и шпорами, и всю свою юную жажду слез, порываний и жертв они утоляют эротикой, тем пресловутым институтским обожанием, которым так восхищается Чарская. Кого обожать — безразлично. Можно даже повара Кузьму. Бросают между собою жребий, кому кого обожать, и даже составляют расписание: в понедельник обожает одна, во вторник другая. Одна другую упрашивает: душка, позволь мне тебя обожать,— и, получив позволение, берет кусок мела и, в знак любви, съедает его. Или же у себя на руке царапает булавкой вензель возлюбленной, натирает чернилами. И поцелуи, поцелуи! Дешевые, слюнявые. Сосчитайте-ка, сколько поцелуев хотя бы в «Люде Влассовской». «— Дай мне поцеловать тебя, душка, за то, что ты всегда видишь такие поэтические сны! — Ах, какая я глупая, Люда! Ну поцелуй же меня. — За то, что ты глупая? — Хотя бы и за это». Вся эта система как будто нарочно к тому и направлена, чтобы из талантливых, впечатлительных девочек выходили пустые жеманницы с куриным мировоззрением и опустошенной душой. Не будем же слишком строги к обожаемой Лидии Алексеевне! 1912
*Об институте см. у Чарской: «Люда Влассовская», с. 6, 7, 46, 84, 202, 251; «Белые пелеринки», с. 115; «Большой Джон», с. 16, гл. X, XI, XII и XIV; «Записки институтки», с. 142, 246 и т. д4
Под катом - полный текст исторической статьи Чуковского о Чарской. Той самой статьи, которую почти целое столетие цитировали, пытаясь доказать, что "ребёнок глуп, и не может знать, что стоит читать, а что - нет".
Но во всём ли согласимся с уважаемым Корнеем Ивановичем мы?
За сто лет кануло в Лету столько авторов, казалось бы, и более талантливых! А Чарскую любят, стесняясь в этом признаться. Но - любят. Читают сами и пересказывают детям, сокращая или даже пропуская все эти "слёзы и обмороки".
Так что же в ней все - таки "ЕСТЬ"?
(Это фотография Лидии Андреевны 1913 года. А вот оборотная сторона снимка:)
Чуковский "не был душевнобольным, но душа у него болела всегда" (с). В его статье слишком много этой иррациональной глубокой боли, и странно смотреть, как он, кляня Чарскую за избыток грозовых сцен, сам не может удержаться от истеричных ноток. По смыслу я согласна со многим: да, повести Чарской не отличаются оригинальностью, да, в них есть "двадцать пятый кадр" - воспевание институтского быта, религии и монархии. Но в плюс творчеству Чарской - относительная(!) реалистичность обстановки и детской психологии. Ее героини не похожи на сахарных "позитивных девочек", у которых всегда все хорошо и даже ангины не бывает. Чарская не заметает под ковер проблемы ребенка, показывая, что в жизни детей есть и боль, и жестокость, и самые настоящие драмы, и жажда признания. Книги Чарской - энциклопедия институтской жизни, но ведь не Чарская виновата, что эта жизнь действительно была такой. Обмороки, истерики, привычка угождать взрослым и издеваться над младшими - это все присутствовало в тогдашнем укладе, это почти в полном составе есть и сейчас. Ну, пожалуй, обмороки можно исключить.:))) Но остальное присутствует полным набором, только целование ручек-ножек надо заменить на обычные слезы и обнимашки.
цитата:
Точно так же, по сообщению автора, дети в институте приучаются симулировать истерику и обморок: «Медамочки, предупреждаю вас, не удивляйтесь: если вытяну из последних билетов, то упаду в обморок», «Если не по-моему, я в истерику и в лазарет». Свежему человеку жутко слышать из уст ребенка такую рассчитанно-обдуманную ложь, но в институте это — система, очень милая нашей писательнице.
Интересно, что бы подумал Корней Иванович, если бы мог знать, что и много лет спустя, в начале двадцать первого века эта наивная ложь по-прежнему растет и колосится, только на иной манер.:)) "Не сдам - упаду в обморок, а вы, девочки, скажите, что я беременна", - любимый трюк ловких студенток моего поколения:))) Школьники симулировали попроще и наивнее, притворяясь, что скрутило живот:))) И это не какая-то особая "система", а извечные ученические уловки, которые родились гораздо раньше Чарской:))
Второй огромный плюс Чарской - способность разделять благородство происхождения и благородство души. Восторгаясь очередным дворянином или изящной графиней, автор ставит в пример не только их внешность и воспитание, но и моральные качества. Люди, стоящие высоко на социальной лестнице, но ведущие себя грубо и жестоко, вовсе не вызывают у Чарской умиления. Графиня Анна из "Записок гиманзистки" привлекает не своим статусом, а умом, добротой и чуткостью. А вот избалованная и невоспитанная красотка, генеральская дочка Нина - персонаж весьма отталкивающий.
"Институтские" повести Чарской для нас теперь - исторические, а ведь это - художественные, чуть прифантазированные воспоминания о собственном отрочестве.
Причина прижизненной популярности становится понятна, если вспомнить, что авторы, пишущие для подростков, старательно избегали "психологии" - считалось, что это скучно, это не по возрасту, и дети будут просто торопливо пролистывать всякие там "чувства", торопясь узнать, "чем кончилось". Но дети и тогда были разными. По сути, Лидия Андреевна предложила им заняться самоанализом!
Да и сама она отлично понимала, что история - кладезь сюжетов, поистине, бездонный. Исторические повести Чарской гораздо интереснее институтских.
Вот например, кто и что может рассказать о "пятилетке", заслужившей название "эпохи"? Эпоха дворцовых переворотов... Помню, как мы в седьмом классе уныло зубрили параграф, совершенно не понимая, ЗАЧЕМ?! Ну какое отношение это имеет к нам?!
А если бы нам тогда просто пересказали книгу, которой в нашем детстве не было?
"Паж цесаревны".
Анна Иоановна, Бирон и бироновщина. "Слово и дело". Жизнь, каждый день которой оскорбляет РУССКИХ. И прежде всего тех, кто уже почувствовал свою силу и сознаёт свою ответственность - офицеров! А и у офицеров, и у Бирона есть дети...
*** Андрюша так хорошо засыпает под мамины сказки! И так любит сказку про Царь-девицу... У сказочной девицы, правда, совсем несказочное имя - Елизавета Петровна, но так даже интереснее... - И когда умер добрый великан, осталась Лизанька сиротой. Злые великаны сами стали править, заточили они Царь-девицу. А уж как рвётся она к своему народу...
Но вот - отец Андрюши, капитан Долинский, арестован. Мать с ребёнком, переодевшись в крестьянское платье, бежит в Москву, надеясь на покровителей, и гибнет в пути. Мальчугана подбирает компания охотников. И самый главный охотник, молодой и очень-очень красивый, вдруг снимает мужскую шапку: - Узнаёшь меня, Андрюша? - Царь-девица?!
Паж цесаревны подрастает и быстро взрослеет. Он уже не ждёт от цесаревны сказочных достоинств, но видит главное - Елизавета добра, умна, и при всей своей привычке к жизни весёлой и безалаберной, решительно настроена возглавить русскую партию...
А официальная наследница, племянница императрицы Анна Леопольдовна - совершенно никакая. Но именно она помогла бежать из крепости Андрюшиному отцу, именно ей офицер обязан жизнью. И последует за ней на Белое море - в ссылку.
С кем только не познакомишься при дворе! Горбатая злючка Гедвига Бирон - ровесница Андрюши. Перед ней все заискивают, а ей не смешно - противно, когда её стан сравнивают с кипарисом. Наперебой объясняются в любви, сватаются...
Очередной переворот, и Бирон приговорён к ссылке. Со всей семьёй. И единственный, кто попытался хоть как-то помочь - Андрюша! Немедленно обвенчаться! Ну и что, что им по 15? Его жену не сошлют, останется при дворе!
Настоящий друг... Но только Гедвига тоже - настоящая. Отца она не предаст!
И никому не придёт в голову обвинить Елизавету - она не жестока, жестока жизнь. Власть. А Царь - девица, так же, как и все герои повести, вынуждена выбирать - и делает выбор. В пользу чести. В пользу России.
Отправлено: 09.11.14 12:39. Заголовок: Рике пишет: По смыс..
Рике пишет:
цитата:
По смыслу я согласна со многим: да, повести Чарской не отличаются оригинальностью, да, в них есть "двадцать пятый кадр" - воспевание институтского быта, религии и монархии.
И это можно в принципе назвать отличительной чертой массовой т.н. литературы вообще. Т.е. вот начинаешь читать - все здорово и замечательно, а чем больше читаешь, тем больше замечаешь, что вот тут автор повторяется, и тут, и этот ход он уже использовал, и вот этот. И тут надо наверное просто сменить на время автора и отдохнуть)).
А вообще, как на мою ИМХУ в первую очередь для определенной аудитории: для старшего, так сказать, школьного возраста - 10-15 лет. И именно в этом возрасте они идут на ура. И написаны про сверстников школьников 20-30-40-х и так далее, только живших в далекие годы. Хотя по сути и это самое главное - они о правильном и о хорошем, и о том, что необходимо, и именно в этом возрасте оно начинает осознаваться и серьезно осмысливаться. О дружбе, о любви, о чести, совести, выборе. А эти проблемы вечны, только декорации меняются, в смысле платьев, обстановки и т.д. Ну и всякие там институты благородных девиц и монархия - это естественно, потому что писалось о том времени, когда рос и воспитывался автор. Что приключений много на кв. м. текста))) - так ёлки-метёлки, это ж приключенческая литература, законы жанра. Словом, статья Чуковского, она появилась потому что должна была тогда появиться. И написано там то, чего от автора ждали. Что, разумеется, не отменяет абсурдности некоторых претензий. Рике пишет:
цитата:
Второй огромный плюс Чарской - способность разделять благородство происхождения и благородство души. Восторгаясь очередным дворянином или изящной графиней, автор ставит в пример не только их внешность и воспитание, но и моральные качества. Люди, стоящие высоко на социальной лестнице, но ведущие себя грубо и жестоко, вовсе не вызывают у Чарской умиления.
Вот это - абсолютно верно. И это опять-таки возвращает нас к тем вечным, важным и нужным темам, о которых, собственно, все произведения.
Писательнице Чарской сразу отказали в праве на существование при советской власти. Последняя ее книга под собственным именем вышла в 1918 году [Чарская 1918]. Но живы были многие ее читатели, перечитывать и наслаждаться ею продолжали уже новые поколения. Во многих недавних статьях о «феномене Чарской» рассказывалось, как с ней боролись в школе, дома и на работе, устраивали литературные суды и пр. Но от нее не могли отмахнуться и большие писатели: «чарский» фон продолжал существовать уже в контексте советской литературы. Первым отозвался Виктор Шкловский. В 1933 году в журнале «Звезда» был напечатан его коротенький рассказ «Княжна Джаваха» [Шкловский 1933]. Несколько учеников ходили по квартирам — изымали «буржуазные» елки, но заболевшей девочке принесли утешение — книжку. «Прочти сегодня — Маня ждет», — прямо как тогдашний самиздат. Финальная фраза рассказа: «в комнате, из которой убрали елку, говорит Чарская». То есть гони дурную природу в дверь, а она — в окно. Вторым, насколько мне известно, был Анатолий Рыбаков: его герой рассматривал свою полку с книгами и находил одну ненужную. «Княжна Джаваха» — «Слезливая девчоночья книга...» (Кстати, довольно точное определение.) Он пытался выменять ее на «Овода» у своего приятеля, но выяснил, что у того «Княжна» уже имеется. (Тоже свидетельство популярности.) Далее противопоставление не продолжается. Разве что по «половому» жанру — повесть Рыбакова типично «мальчишеская»: клад ищем, с разбойниками сражаемся. У Чарской эти элементы тоже есть, но в «девчоночьем» варианте. Третий пример — замечательная детская книга «Дорога уходит в даль», автобиографическая трилогия Александры Бруштейн, где Чарская даже не называется, но противопоставление идет по теме «института»: там, где у Чарской восторг и умилительные картинки, у Бруштейн отрицание, почти сатирические зарисовки: «обожание» (старших учениц, педагогов, даже портрет царя — «обожательница писала записку: „дуся-царь, я сегодня не выучила по алгебре, пусть меня не спрашивают", после чего нужно размахнуться и закинуть записку за портрет, если попадет — не спросят), противоположны портреты учительниц и сомнительная мораль этих «синявок». Любопытно, что, оценивая сюжеты диаметрально противоположно, писательницы пользуются одним и тем же жаргоном. Но это отдельная тема. Итог: наша детская литература развивалась во внутренней полемике с наследием Чарской. Хотя бы поэтому личность Чарской заслуживает внимания.
Вступление. Считается, что по биографии Чарской нет документальных данных, поэтому историю ее жизни можно восстановить по ее книгам. Таким образом, мы, как, очевидно, и желала она сама, заменяем реальную биографию писательницы мифологической. В одной из последних статей объявлено, что «начали появляться документы о Чарской». Например, установлено, что ее первый муж не уезжал в Сибирь, а они развелись. Но тайна продолжает существовать уже на другом уровне. В статье после сообщенного факта следует невероятная отсылка: «Архивная справка о разводе супругов Чуриловых». (Не указан не только шифр, но даже назва- ние архива!) И в то же время реальные документы о Чарской существуют (правда, не все сейчас доступны). Мой доклад основан на документах из Российского государственного исторического архива, главным образом на личном деле актрисы Александрийского театра, и даже этот неболь- шой блок документов проясняет любопытные вещи.
Псевдоним. Писательница — урожденная Воронова, по мужу Чурилова. На сцене и в литературе — Чарская. Почему? Откуда взялся этот псевдоним? Самое простое предположение — из любимого писателя: обожала роман Федора Сологуба «Навьи чары». Писала ему, что в театре про нее говорили: опять Чарская «занавьечарилась». Но здесь произошло какое-то фантастическое угадывание ключа к успеху. Заметим в скобках о том, какое значение в ментальности нашей культуры имеют «чары», «видение», здесь — особый смысл и магия. Почему лучшим любовным стихотворением Пушкина считается слабое, надуманное (известен его парадоксально расходящийся со стихами отзыв о Керн) «Я помню чудное мгновенье...»: здесь ключевое слово — «виденье». Затем Россия была очарована женскими образами Блока, его Незнакомкой («ты прошла, словно сон мой, легка»), и это можно проследить вплоть до нынешнего эстрадного хита «...то ли девочка, то ли виденье». Во всяком случае, и здесь — не только в театре, но и в литературе — Чарская угадала.
День рождения. Словарная статья о Лидии Алексеевне Чарской начинается словами: «Место и год рождения будущей писательницы точно не установлены... по одним сведениям... 1875, по другим — 1878». Ну почему же, есть документ, цитирую: «Предъявительница сего Лидия Чурилова родилась 19 числа января 1875 года...». Указан даже день рождения. Шифр документа: РГИА. Ф. 497. оп. 13. № 1174. Л. 4. И одновременно, наплевав на документ, который хранился тут же, в анкете (шифр тот же, только л. 1) сочинительница написала: родилась в «городе бывшем Петрограде, теперь Ленинграде, в 1879 году», сбавив себе 4 года. Ну как тут не вспомнить булгаковское: «В мае, я родилась в мае, чего вам еще нужно?!»
Павловский институт. Сюжет чрезвычайно интересен, потому что именно пребывание в Павловском институте стало предметом многих известных романов и повестей Чарской, в том числе победной дебютной повести «Записки институтки». Можно было бы проследить, насколько соответствует истине миф о том, что она принесла издателю Вольфу свои дневники, которые он решил напечатать. Но сейчас фонд Павловского института в ЦГИА Санкт-Петербурга закрыт, хотя там существует дело «Дочери капитана Лидии Алексеевны Вороновой». Откладываем его для будущего.
Драматические курсы. Единственный случай, когда все, что говорилось, отвечает истине. В списке лиц, обучавшихся на Драматических курсах при Императорском Санкт-Петербургском театральном училище, под номером 242 значится «Чурилова Лидия, поступившая в 1897 году, окончившая их в 1900» [Ежегодник 1913: 74]. Результаты окончания: церковная история, русская и иностранная литература, история драмы и театра — «отлично», бытовая история и французский язык — «очень хорошо», практика драматического искусства — «весьма удовлетворительно». Последняя оценка показалась странной, но после уточнений выяснилось: по «практике» оценка ставилась по 3-балльной системе (весьма удовлетворительно, удовлетворительно и неудовлетворительно). Сверх того, обучалась пению, пластике, танцам, гриму, фехтованию, за что получила оценку «очень хорошо» и звание «неклассного художника». Так что словам Чарской, что «поступила прямо из школы по конкурсу в Ак[адемичес-кий]театр[ы], без всякой протекции, за дарование» [Дело Чарской, Л. 91. Заявление артистки Акдрамы Лидии Чарской], можно верить. Зачислил ее на службу новый Директор Императорских театров князь Сергей Михайлович Волконский. Слабое место писательницы — русский язык (а еще Чуковский отметил малограмотность Чарской1, в документах, написанных ее рукой, — фантастические ошибки), на курсах его не изучали.
Портрет. Известны два ее словесных портрета. Один — Корнея Ивановича Чуковского (1922 года)— внешность «старухи»: «5 сентября. Вчера познакомился с Чарской. Боже, какая убогая. Дала мне две рукописи — тоже убогие. Интересно, что пишет она малограмотно... Или она так изголодалась? Ей до сих пор не дают пайка... Но бормочет она чепуху и, видно, совсем не понимает, откуда у нее такая слава» [Чуковский 1991: 215, 216]. Другой - Елизаветы Полонской (1924 года) — внешность «девочки»: «Худая, бледная, в соломенной шляпке с цветами, из-под которой смотрели серые детские глаза» [Полонская 1994]. То есть старухой она выглядела в 47 лет, а девочкой — в 49. Это не так странно, если знать, что она была больна туберкулезом, многое зависело от ее самочувствия. И об ее актерском амплуа: она, очевидно, такой и была на сцене: горничная, самого разного возраста. (Это основной блок ролей, которые она сыграла на сцене Императорского, после академического театра.) Кроме того, эта внешность — девочки-старушки — легко преобразуется одна в другую. К примеру, тюзовская актриса Ирина Соколова блистательно играла и девочек (иногда мальчиков), и старушек, причем с самого юного возраста.
Браки и разводы. Первый муж писательницы, «офицер Борис Чури-лов», на самом деле «жандармский ротмистр Отделения корпуса жандармов» [Дело Чарской, л. 39. Свидетельство бракоразведенной жене...]. Понятно, что потом она это тщательно скрывала. Но хотя «Архивная справка о разводе супругов Чуриловых», вероятно, где-нибудь существует, я ее не обнаружила, поэтому ссылаюсь на запись в паспортной книжке актрисы, а там значится: «Согласно определению Курского епархиального начальства от 28 августа 1901 года, утвержденного 7 сентября Святейшим Синодом (Указ Синода от 19 декабря 1901 г. за № 8936) брак владелицы настоящей книжки Лидии Алексеевны Чуриловой по прелюбодеянию ея, Чуриловой, расторгнут, с осуждением Лидии Чуриловой на всегдашнее безбрачие и преданию ее семилетней церковной епитимьи, под наблюдением приходского ея священника» [Дело Чарской, л. 6]. Как Чарская отбывала свою епитимью, почти каждый вечер выступая на сцене, не знаю, но вот безбрачной она не осталась точно, ибо около 1913 года вышла в Петербурге замуж «за сына потомственного дворянина» Василия Дивотовича (в другом месте значится Ивановича) Стабровского. А так как в паспорте у нее было «всегдашнее безбрачие», она сделала вид, что старый паспорт потеряла, и получила новый (от Пристава 2-го участка Московской части Санкт-Петербургской столичной полиции в 1914 году), «выданный на основе бессрочной книжки мужа» [Дело Чарской, л.1 7 об.] в Святотроицкой церкви Царскосельского уезда, простодушно поместив новую паспортную книжку рядом со старой, нисколько не заботясь, что подлог откроется. Он и не открылся. Третий ее брак известен уже по документам советского периода, содержание которых весьма отличается от предыдущих. По анкете 1924 года сама Чарская «бывшая дворянка по отцу, по матери крестьянского сословия... русская, но происхождения татарского (очевидно, также по матери. — Т. И.) замужем за сыном крестьянина». Семья ее состоит: из нее, мужа и «находящейся на моем иждивении призреваемой нами полукалеки... воспитанница — дочь крестьянина» [Дело Чарской, л. 1]. Это тот самый Иванов2, «больной туберкулезом, уже три месяца без службы, благодаря ликвидации его учреждения». Вероятно, тот, кто, по легенде, был ее литературным поклонником.
Служба в театре. Мы знаем, что Чарская блестяще закончила драматические курсы и без протекции поступила на академическую сцену. Но карьеры великой актрисы не состоялось. Почему? Здесь мы вступаем на зыбкую почву догадок. Ясно, что внешность ее не была яркой и запоминающейся. Такая мышка, которая, однако, может играть много: в каждом спектакле есть роли горничных или гостей разного возраста. Благодаря внешности (о которой мы говорили выше) она играла и Дашеньку, и Любиньку, и бонну, и приживалку. Очень любила «экзотические» спектакли, вроде «Старого закала» Сумбатова-Южина или «Чародейки» Шпажинского. Мне кажется, писательская индивидуальность сыграла с ней шутку — ее воображение работало «внутрь», а не на публику. Даже большие артисты, которые лучше умели пользоваться своим дарованием и силой воображения (как Стрепетова, Комиссаржевская или, к примеру, трагик Россов), не всегда играли стабильно. В лучшем случае коллеги замечали, что «Чарская — занавьечарилась», воображает что-то себе, а потом изливает это на бумагу. За многие годы жизни в Александрийском театре она видела много спектаклей, правильно ценила режиссеров. В одном заявлении писала о себе: «Лучшие режиссеры, Санин и Мейерхольд, занимали меня в своих спектаклях». Самые интересные ее роли (из длинного списка): сумасшедшая барыня из «Грозы» — режиссер Всеволод Мейерхольд — (к сожалению, не первый состав, поэтому ее не упомянули в рецензиях) и Шарлотта в «Вишневом саде», режиссер Юрий Озаровский, — в них прослеживается элемент эксцентрики. Интересно, что у нее составился своеобразный «дуэт» с замечательной комической актрисой Корчагиной-Александровской: в «Горе от ума» одна играла графиню-бабушку, а другая графиню-внучку; в «Грозе»: одна — Феклушу, другая — барыню; и т. д. Сохранилось одно из писем Чарской своей знаменитой подруге(3). Поэзия. В пьесе «Среди цветов» Г. Зудермана в 1908 году Чарская сыграла («испортила», по словам рецензента (4) роль русской поэтессы. В какой степени она играла здесь себя? Известно, что Чарская сочиняла стихи, но печатала их редко. Стихотворные строчки сохранились в основном в ее письмах. Они по большей части «альбомные», иногда без рифмы и кажутся подражанием известным ритмизированным миниатюрам М. Горького, например:
Жизнь пестрая, яркая, чистая и красивая... С свободными полетами творческой мысли Вся борьба непрерывная, вся — порывы Радостной надежды, вся — смелое восхождение к солнцу...
[Чарская. Письма, л. 3].
Это — оптимистический вариант. Вариант пессимистический:
В дни печали, горя и тревог В дни страданий, стонов, слез горючих Замени, о муза, свой венок, Ты венком из терниев колючих. Нету места в нем для лавров и для роз Пусть твои страданьем полны строфы Лавры прочь! Сам в тернии Христос Умирал над камнями Голгофы...
[Чарская. Письма, лл. 1,2].
В этом контексте наиболее интересным выглядит «историческое» стихотворение «Мученик трона»5, посвященное известному в то время артисту И. К. Самарину-Эльскому «ко дню 100-го представления драмы Д. Мережковского „Павел I"», по нему можно представить и характер исполнения роли артистом, понять историческую оценку персонажа и даже уловить нюансы современной поэтессе политической действительности.
Драматургия. Писательница и актриса, на службе в одном из самых известных театров России. Конечно, Чарская должна была писать пьесы. Но из ее драматургического наследия практически ничего не напечатано. Издана только сценка «Волшебная картина» в 1-м действии (СПб., товарищество М. О. Вольф, 1909.16 с.) да инсценировка ее романа «Во власти золота» И. К. Лисенко-Конычем (позже довольно известным режиссером и драматургом русского зарубежья) под названием «Золотая паутина». Драма в 5 действиях. (М., изд-во С. Ф. Рассохина, 1909. 46 с), но драматическое творчество должно быть значительно, поскольку в 1924 году Чарская числилась не только в Союзе писателей, но и «членом Всероссийского Союза Драматических писателей». Изредка появлялись сообщения о том, что она писала драмы: например в 1919 году сообщалось: «Артистке Академического театра Лидии Чарской, авторше популярных детских рассказов, предложено Временным Комитетом написать пьесу для детских спектаклей в Михайловском театре. Г-жа Чарская предполагает инсценировать один из своих лучших рассказов» [Бирюч 1919: 23-24]. Поиск ее драматургии затрудняет то, что здесь у нее почти наверняка был псевдоним. Если бы она пробовала отдать пьесы на Императорскую сцену и театральный комитет, то должна была бы спрятаться за чужое имя (коллеги ведь съедят). Поэтому трудно здесь искать без какой-нибудь дополнительной зацепки. Итак, Чуковский написал о Чарской: «...совсем не понимает, откуда у нее такая слава». Сейчас я начала в этом сомневаться. В 1918 году она выступила со статьей: «О своевременности постановки мелодрамы» [Чарская 1918-2: 25-26], где достаточно убедительно показала, что «в дни разрухи, всеобщей сумятицы и братоубийственной бойни <...> запросы толпы» определяет тяготение «к тому, что ясно, просто и доступно сумеет всколыхнуть ее душу, сумеет вызвать слезы на за минуту до этого злобно сверкавшие глаза, сумеет заставить хохотать над поражением сатаны и радоваться торжеству добродетели». Именно в этом она увидела причину успеха кинематографа, куда хлынула публика из театральных залов. Поэтому она призвала известные театры обратиться к жанру мелодрамы, поставить «бессмертную «Даму с камелиями», «Хижину дяди Тома», «За монастырской стеной», «Две сиротки». И надо сказать, что ее слова оправдались. Через несколько лет две «звезды» Александрийского театра — Мария Ведринская и Екатерина Рощина-Инсарова — конкурировали между собой в Риге в «Даме с камелиями», в 1926 году «Две сиротки» начал репетировать Станиславский. И последней постановкой Мейерхольда тоже была «Дама с камелиями», где главные роли сыграли Зинаида Райх, его жена, и молодой Михаил Царев. Но этим выступлением Чарская хотела оправдать не только жанр мелодрамы. Понятно, что она искала в послереволюционной действительности место и для своих героев. И в принципе это было возможно, повернись революционное кормило несколько иначе. Мог ведь Федор Сологуб представлять ее «чуть ли не великой писательницей-революционеркой» [Данько 1992: 197], находя, что «книги Чарской давали <...> возможность следить, как <...> наилучшие и наиценнейшие в социальном отношении свойства под влиянием тяжелых потрясений освобождаются и показывают человека в новом, неожиданном свете, во весь рост освобожденной личности» [Путилова 1995: 163]. Но это не получилось.
Трагедия увольнения из театра. У Чарской не сложились отношения с советской властью. Если бы не случилось революции, добросовестно выслужила бы себе в Императорском театре солидную пенсию. Несмотря на героические идеалы ее книг, она по натуре борцом не была. Вероятно, искренне пыталась приспособиться к новым, непонятно и неожиданно изменившимся условиям в театре, литературе, самой жизни. Не выходило. В 1922 году начались очередные сокращения в труппе Александрийского театра. Чарская была больна, в очередной раз лечилась от туберкулеза, ее сократили. Потом извинились и приняли «на разовые выходы», обещая, что в ближайшее время примут опять в штат. Но в 1924 году ее сократили окончательно. Последние документы ее личного дела — три заявления, отчаянные (на бумаге сохранились следы слез), в чем-то повторяющие фразеологию ее романов. «Я только что узнала по слухам о своем сокращении. Я этому не могу поверить. За что?» («За что?» — название ее автобиографической повести). Приведу небольшой фрагмент: «Если это потому только, что я была мало занята, то причины этому нижеследуют: Благодаря хроническому со дня сокращения, недоеданию и употреблению дешевой, нездоровой для туберкулезной пищи, я была дважды за эти полтора года больна... Кто-то пустил слух, что я могу зароботать (так! — Т. И.) литературой. Это — явный абсурд, так как сбыта нет. Издательства детские горят, денег у них нет, за прежние труды не получаю ни копейки. Да и, кроме того, что я могу писать теперь, при таком моральном состоянии, в котором нахожусь со дня первого сокращения, в вечной нужде, в холоде, без двор, в кануре (так! — Т. И.) вместо квартиры... с вечной тоскою по моем родном театре. Мой муж больной туберкулезом, уже три месяца без службы благодаря ликвидации его учреждения, и если меня сократят, мне грозит — неминуемо — голодная смерть. Лидия Чарская (Иванова)» [Дело Чарской, л. 91 об., 92]. Последние годы жизни. Чарская прожила еще 13 лет. С 1924 года по 1937. О том, что происходило с ней, мы почти ничего не знаем. Она сама сказала: «Кошмарно-темный сумбур моих последних лет». Одинокая голодная старость.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 «Интересно, что пишет она малограмотно. Например, перед „что" всюду ставит запятую, хотя бы это была фраза „Несмотря ни на, что"» [Чуковский 1991: 215 216]. «Помимо своеобразной пунктуации, мне бросились в глаза слова „обещено" и „заштадтная"» [Дело Чарской, л. 91 об.].
2 В той же анкете она подписалась: Лидия Иванова-Чарская. Так что детские книжки, которые она выпустила в советское время под именем Н. Иванова, — не совсем под псевдонимом. Это фамилия третьего мужа. А «Н.» скорее всего «Нина», имя ее любимой героини.
3 «Дорогая, родная моя Екатерина Павловна! Примите мою огромную, горячую сердечную благодарность за оказанную мне Вашим участием в концерте товарищескую помощь. Больная, неодетая, без обуви, я не могу даже лично поблагодарить Вас, мою родную. Целую Вас от всего сердца и прошу поцеловать милую Катюшу. Искренно признательная и любящая Вас, Ваша Лидия Чарская» [Фонд Державина, л. 1].
4 «Г-жа Чарская испортила и без того нелепый, карикатурный тип русской поэтессы, сыграв ее в стиле тех иностранных постановок, где, например, русских „бояр" нашего времени играют непременно в ямщицких костюмах» [Омега 1908: 10]. Справедливости ради стоит отметить, что одобрение рецензента в спектакле вызвала только «декорация четвертого акта», резко критические оценки получили и Ю. М. Юрьев, и М. А. Ведринская, и Н.С. Васильева, и Р. Б. Аполлонский, и все прочие исполнители, в числе которых были и корифеи императорского театра.
5Нет, не злодей, не смелый изувер Не кровожадный зверь, но лоцман без кормила, Ребенок, страждущий под игом царских мер, Чья хрупкая душа болезненно изныла, — Таков и Павел, рыцарь и больной: Ему в наследие дарилась истеричность. В изгнанье Гатчинском, измученный душой, Он воспитал в себе и грусть, и эксцентричность. Толпой льстецов безмерных окружен, Не знавший с детства материнской ласки, Затравлен матерью, но все ж наследник он, Не ведавший ни юных грез, ни сказки. И вот — он царь. Сменилась злобой грусть. Обида вечная царила в сердце бедном. Теперь он мстил. «О пусть же, пусть Они растопчутся конем моим победным!» Даря им страх, и море жгучих слез Он был тиран и пленник в то же время, И в шуме — грохоте житейских бурных гроз Он проклинал мучительное бремя И ужасы правления, и трон, И жаждя доли смертного простого, Юродствовал помимо воли, он Играя в жалкого, ничтожного, смешного. Голгофа кончена. Предательски убит. Убит палач народа подневольный. Но образ павшего все ж сердцу говорит О чем-то жалостном, что горестно и больно. …. Вы поняли его, художник, как всегда, Талантливый артист в порыве вдохновенья, Сквозь мглу веков, чрез многие года Вы дали яркий тип, достойный изумленья...
И вот - исходя из всего изложенного - возникает вопрос:
Уже 60 лет интеллигенция стенает об ужасном ждановском постановлении по поводу журналов "Звезда" и "Ленинград". Как! Он! Посмел! Обидел! Великих! Ахматову! Зощенко! Ужас-ужас-ужас! И у Ленинградского университета отнято имя "палача" Жданова. Руководителя обороны города... Это при том, что у Великих никто не отнимал права писать и печататься. И членства в Союзе писателей, предполагавшего некоторую даже роскошь - казённый паёк, дачу...
А у Чарской "благодаря" Чуковскому и компании не было ни-че-го. Не печатали! "Забыли" даже о пайке после революции, когда платили продуктами. В театре - роли типа "кушать подано"... И смерть в нищете.
Несопоставимость талантов? Да кто их тогда сравнивал, эти таланты? Но могли бы заметить очевидное: При одинаковой продолжительности жизни Ахматова написала ОДНУ книжку среднего объёма. Чарская - 200!
Это скольких же людей (редакторов - издателей - книгопродавцев) она прокормила...
Марина Чуковская упоминала, что Корней Иванович позже хлопотал за Чарскую, но насколько можно этому верить...
Чарскую и Бруштейн хорошо читать вместе для сравнительного анализа. Взгляд утонченной чувствительной барышни -"парфешки" против взгляда умненькой и гордой бунтарки.
Элизабет Мид - Смит, английская писательница середины 19 века, открыла - безо всякого преувеличения! - новую тему, даже новое направление - ШКОЛЬНУЮ ПОВЕСТЬ. Будни школы, уроки, учителя, подружки, наказания и поощрения, невинные шалости, которые самим девочкам кажутся настоящим криминалом... Почему? Протестантское воспитание! Сами взвешивают и оценивают свои поступки - а ничего, более преступного в своей короткой жизни ещё не видели.
А когда пришлось увидеть, столкнуться - тепличное создание оказалось на высоте! Честь и долг в этой системе ценностей - главное.
Очевидно, Мид-Смит была для Чарской образцом - и следование образцу подвело, во многом заглушило собственный голос. А жаль.
Отправлено: 19.11.14 16:53. Заголовок: Princess пишет: А в..
Princess пишет:
цитата:
А вообще, как на мою ИМХУ в первую очередь для определенной аудитории: для старшего, так сказать, школьного возраста - 10-15 лет. И именно в этом возрасте они идут на ура.
При этом, кажется, Чарскую рекомендуют детям младшего возраста, что, строго говоря, не совсем правильно. У нее есть произведения с чисто приключенческим сюжетом, написанные просто и без психологических загогулин: там героини попадают в передряги, похищаются разбойниками или цыганами, спасаются, нищенствуют где-то, находят добрых покровителей и т.п. Но лучшие произведения(например, те же "Записки гимназистки") достаточно многогранны, поэтому могут пойти и детям постарше, когда уже есть навык сложного чтения и привычка самостоятельно анализировать текст. "Записки гимназистки" глазами читательницы-дошкольницы: хорошая девочка попадает к нехорошим людям, которые исправляются под влиянием ее чистой доброй души. Даже черствая злючка Жюли оттаяла.Все почеломкались, поплакали и простили друг друга. Хэппи-энд, карамельное счастье на диснеевский манер. "Записки гимназистки" глазами подростка/взрослого: обычный, адекватный ребенок в замкнутом мирке богачей. Генеральский дом - крошечное царство, где правительница-генеральша разделила детей на касты: одним можно больше, другим меньше, а кому-то и вовсе ничего не позволено. А дети? Дети всего лишь копируют мораль взрослого "приличного общества", в котором человека принято оценивать по громкости титула и толщине кошелька, поэтому сиротка-кузина с первых минут становится игрушкой для привилегированных жителей мини-государства. Она же нищенка, у нее нет красивых платьев и дорогих безделушек, так зачем с ней церемониться? А вот, например, сцена, на которую так негодовал Корней Иванович: горбунья Жюли валится на колени перед Леночкой и целует ее ноги: "Ты не сможешь меня простить. Я слишком злая. Да, я злодейка перед тобою, а ты святая. Я поклоняюсь тебе". Своеобразное предложение дружбы, ничего не скажешь. Если бы Лена с рождения росла в этом доме, возможно, она нашла бы даже приятным подобное обожествление, но она из другой среды, где не принято унижать слабого. "Так не надо. Лучше полюби меня". Бедная Жюли, искалеченная физически и душевно. Ее не учили, что можно просто быть товарищами. Обязательно или доминировать, или подчиняться. До приезда Леночки она была объектом издевок и попреков, а когда в доме появилась приемная дочь, которая вообще не имеет никаких прав, горбунья начала вымещать на ней всю накопленную злость. Однако Жюли со временем убеждается, что Лена искренне хочет помочь ей, и происходит надлом сознания. Вечно лишняя и всем досаждающая "горбушка" впервые сталкивается с нормально социализированным ребенком, у которого вид озлобленной, затравленной калеки вызывает не насмешливое презрение, а желание защитить отверженную. Не меньше проблем и с малышом Толей, которого вечные дрязги и скандалы в семье доводят до опасных приступов. Финал - бездна вопросов. Лене предлагают переселиться к графине Анне, и тут оказывается, что нищая сирота, которой так тяготились Иконины, всем им позарез нужна, настолько нужна, что перспектива видеть ее лишь в гимназии и время от времени навещать в графском доме никого не устраивает. Толя плачет в углу. Жюли, вспомнив родное-привычное, снова бухается на колени и целует подруге руки. Родители и старшие дети, у которых свалился с души камень, когда пропавшая накануне Лена объявилась живой и здоровой, не хотят больше расставаться с ней. Разумеется, Лена охотно жертвует своим счастьем и остается у Икониных. Даже Анна, только что называвшая Лену сестрой, лишается всякого энтузиазма: "Здесь ты должна быть утешением, здесь ты нужнее. Иначе ты поступить не можешь". Спросить: кого же волнует будущее самой Лены и почему она, должна вновь забывать свои интересы ради интересов людей, которые всю дорогу изводили и унижали ее? Почему перспектива наконец-то зажить спокойно растаяла так же внезапно, как появилась? Понятны мольбы Жюли, до смерти боящейся вновь стать изгоем. Она цепляется за Лену - единственного родного и по-настоящему близкого человека - как утопающий за соломинку. Отчасти понятна истерика Толи, еще слишком маленького, чтобы осознать, что Лена сейчас жертвует своим детством ради его игр в Робинзона и Пятницу. Но остальные? Почему Лена должна "быть утешением" для толпы взрослых оболтусов? И почему никто не вспомнил, что это не девочка-сирота в первую очередь обязана заботиться о болезненном малыше Толе и горбунье Жюли, а их собственные родители. Никто не подошел к Жюли со словами утешения и уверения, что ее жизнь больше не скатится в кошмар. Никто не попытался объяснить Толе, что душевное общение и игры - штука хорошая, но пришел момент поступиться этим ради благополучия его любимой Ленуши. Благородное семейство, все в слезах, ждет, соизволит ли Лена остаться у них в качестве сестры милосердия. Самим сделать что-то друг для друга им даже в эту минуту не приходит в голову. Папа, мама, гувернантка, дочь и сын стоят столбами, не пытаясь ни поднять с колен Жюли, ни приголубить Толю. Фактически при внешнем благолепии финала ничего не поменялось. Изменили лишь отношение к самой Лене, но не к прежней модели поведения и семейного уклада. Нравы и принципы остались прежними, просто главная героиня перешла из разряда "дрянных нищенок" в разряд "благородных, чудесных детей", но корень проблемы ведь не в конкретном ребенке, а в самом существовании этих разрядов.
Наталья пишет:
цитата:
А ещё - Елизавету Водовозову, которая в стенах Смольного института прошла путь от "парфешки-кофульки" до умницы, загоревшейся идеей служения народу.
Водовозова, пожалуй, самый жесткий и глубокомысленный из всех упомянутых в теме "гимназистских" авторов. И у нее есть вполне реалистичное объяснение, почему одни выпускницы вспоминали институт как прелестный уголок, а другие - как каторгу. Деньги. Богатые покровители. Титулованные родственники. Девочки, у кого все это было, могли позволить себе жить в относительной роскоши, покупали хорошую еду и одежду, устраивали праздники, давали на чай горничным, чтобы те выгораживали их перед начальством. Да и само начальство относилось к дочке какого-нибудь князя или генерала куда более мягко, чем к рядовой воспитаннице. Главгероиня - дочь бедной деревенской помещицы, получающая от матери всего 4 рубля на содержание. Естественно, что от тяжелых нагрузок, холода, плохой пищи, негодной казенной одежды девочка постоянно болеет. "Тепличная, из помещичьего дома", - решают взрослые, скромно умалчивая, что другие дети здоровы не потому, что они закаленные, а потому, что родители присылают им достаточно средств для покупки всего необходимого. Вторая "тепличная", полячка Фанни, умирает от чахотки. Быть бедным в этом кругу - позор. Нужно тратиться не только на самое важное, но и на украшения, духи, подарки воспитательницам. Классные дамы требуют, чтобы ученицы покупали себе все дорогое, искать более дешевые товары считается постыдным. Ребенок оказывается буквально под шквальным огнем со всех сторон: плохо учишься - тупица, негодница. Хорошо учишься и надрываешь здоровье - тепличная, неженка. Не имеешь дорогих цацек - нищебродка, принятая из милости в высокое общество. Посмеешь заикнуться о несправедливости - испорченная дрянь. Молчаливый заговор, в котором участвуют все: и более состоятельные одноклассницы, и, что совсем жутко, учителя. Классных дам и педагогов не интересует, что девочке трудно разучивать танцы в дрянных туфлях или ходить в дешевом корсете, который ломается и оставляет ссадины. Нет денег на более удобные вещи - сама виновата, тебя же еще и осмеют за нелепый вид, и распекут за плохую учебу. Институт в изображении Водовозовой - машина, подчиненная единой цели: вдолбить детям подсознательное преклонение перед "избранными" - светской элитой.
Кто актуальнее в наше время? Наверно, Водовозова, потому что ее книга дает фундамент для анализа социальной обстановки в целом. Но рекомендуют Чарскую, Чарскую и еще раз Чарскую - ведь ее так легко упростить, свести к надрывно-трогательным сценам примирения, исправления хулиганов и благотворного влияния утонченных графов-князей. О Чарской писалась либо разгромная критика, либо умиленные статьи. Самые важные и болезненные темы, поднимаемые ей, так, видимо, и остались неразработанными.
Спасибо, Рике, очень интересный сравнительный анализ!
"Записки маленькой гимназистки" теперь издаются чуть не для детсада...
"Дорога уходит вдаль" Бруштейн не переиздавалась лет 30 - точно. "За ненадобностью", очевидно. Вдруг дети научатся мыслить? И даже бороться?!
И Водовозову так просто не купишь... неужели тот, кто пробудил в ней личность - Ушинский, - кажется "слишком дерзким и непочтительным к начальству" до сих пор?!
Сообщение: 605
Зарегистрирован: 25.12.13
Откуда: Россия
Репутация:
2
Отправлено: 09.10.15 23:02. Заголовок: Рике пишет: Финал -..
Рике пишет:
цитата:
Финал - бездна вопросов. Лене предлагают переселиться к графине Анне, и тут оказывается, что нищая сирота, которой так тяготились Иконины, всем им позарез нужна, настолько нужна, что перспектива видеть ее лишь в гимназии и время от времени навещать в графском доме никого не устраивает.
Эх... Да просто есть такой разряд людей, которым обязательно надо вымещать на ком-нибудь злобу. Вот НАДА, и всё тут. Иначе руки так и чешутся. Иконины, похоже, как раз таким характером и обладали. Что-то у них такое есть холопское, змеиное. И у детей, и у взрослых.
И Лена вовсе не выглядит нервной дурочкой на фоне этой семейки. Нормальная она, обычная и в угол не забитая.
Помнится, я к ней раньше придиралась, мол часто плачет. А вот теперь подумала: ну не в пляс же ей пускаться. Мама у девчонки умерла, эти припадошные лезут... Вон нянька, как мадьярский земепан - розгами машет, орёт по-немецки. А братья-сестрички ничего - сбежались посмотреть на "зрелище"
А вообще мне нравится, как сейчас Чарскую переиздают. Очень красивые книжки, хотя и дорогие. Вон у Кати такая была, дык читать боязно - разве что поставить и любоваться!
Чем-то нездешним выглядела эта книга в проплёванной ноябрьской многоэтажке. Книга с открыточными рисунками, закладочкой из ткани и бежевыми страницами со срезанными в кружок уголками...
Иконины, похоже, как раз таким характером и обладали. Что-то у них такое есть холопское, змеиное. И у детей, и у взрослых.
Взрослые фактически создали в детской подобие маленького государства. Жорж там король, Ниночка - принцесса, Толя - маленький паж, Жюли - отверженный уродец-шут, а Лена - бесправная золушка. И Бавария вместо надсмотрщика. Ронья пишет:
цитата:
Помнится, я к ней раньше придиралась, мол часто плачет. А вот теперь подумала: ну не в пляс же ей пускаться. Мама у девчонки умерла, эти припадошные лезут... Вон нянька, как мадьярский земепан - розгами машет, орёт по-немецки.
Да уж, тут одной маминой смерти хватит, чтобы девчонка слезами умылась. В родительском доме Лена видела только ласку и терпение, поэтому ее в первые дни ошеломили и выбили из колеи нравы семьи Иконниковых. Она очень сильный человек на самом деле. Слабый озлобился бы на всех и вся и начал в отместку строить козни мучителям. Ронья пишет:
цитата:
А вообще мне нравится, как сейчас Чарскую переиздают. Очень красивые книжки, хотя и дорогие. Вон у Кати такая была, дык читать боязно - разве что поставить и любоваться!
Издания есть просто роскошные. Я бы, наверно, не смогла "дружить" с такими красивыми книгами.:) Это как выставочный образец - поставить на полку и любоваться, а читать под одеялом с фонариком или таскать с собой на дачу неудобно как-то.
Сообщение: 611
Зарегистрирован: 25.12.13
Откуда: Россия
Репутация:
2
Отправлено: 11.10.15 17:46. Заголовок: Рике пишет: Да уж, ..
Рике пишет:
цитата:
Да уж, тут одной маминой смерти хватит, чтобы девчонка слезами умылась. В родительском доме Лена видела только ласку и терпение, поэтому ее в первые дни ошеломили и выбили из колеи нравы семьи Иконниковых.
Да, к сожалению, эта Иконина-старшая вообще выглядит истеричкой, особенно на фоне добродушно-спокойного мужа. Видимо, когда-то будущий глава семьи взял первую попавшуюся красавицу-дворяночку. А дворяночка-то оказалась
Высока, стройна, бела, И умом и всем взяла; Но зато горда, ломлива, Своенравна и ревнива.
...И была это, очевидно, любовь Вакулы к Оксане. Что из этого получилось? Да ничего хорошего? Жена дома правит бал, мужа вообще не видно, он человек занятой. Похоже, сам-то уж от женушки устал...
"Не плачь, мати, не журися, Бо вже твой сын оженися! Та взяв жинку-паняночку, В чистом поле земляночку!"
Удачно взял "паняночку", нечего сказать.
Ну, а самый приближенный к Нелли Икониной человек, немка Бавария? Так это ж вылитый Вральман из "Недоросля"! Так удачно подкатить к любимчикам - и так властно приказывать у "низших"...
Почему Бавария пользуется в семье Икониных такими правами? Да потому что она - немка! Кому ж доверить воспитание, как не ей... Хотя и не умеет ничего, кроме как орать на детей по-немецки. Рике пишет:
цитата:
Это как выставочный образец - поставить на полку и любоваться, а читать под одеялом с фонариком или таскать с собой на дачу неудобно как-то.
Да такие книжки хранятся обычно на самой "почётной" полочке! И дома, и в книжном. А насчёт статьи Чуковского: ну, не понимал он девчонок, не понимал. Если бы ему рассказать подробно, над чем плачут школьницы...
Ничего такого зазорного не вижу в том, что несколько школьниц решили вместе книжку купить, или там карточку Чарской над кроватью вешают. Сейчас что, разве не так? Да у иной вся комната увешана плакатами с любимой певицей.
А ещё я не понимаю, почему Чуковский так уверен, что дети не могут совершать настоящие поступки. Что вот они совершенно ни в какую не могут.
Дети очень эмоциональные. Могут быть и жестокими, и неожиданно великодушными. На отчаянные поступки тоже способны и самые обычные ребята.
Не вижу ничего "жеманного и нелепого" в том, чтобы кому-то помочь...
А рассказ "Феничка" вообще такой хороший. Про крестьянскую девушку, которую увезли от вольной хуторской жизни - да и заставили прислуживать холёным институтским барышням.
Сообщение: 1477
Зарегистрирован: 25.12.13
Откуда: Россия
Репутация:
2
Отправлено: 22.01.17 20:44. Заголовок: Наталья , так ведь и..
Наталья , так ведь и сейчас подгоняют.
А стишок... ну, просто очередной мимимишный стишок. К тому же ни слова о том, что будьте как Нина. Стихотворение всё про невероятно милую девочку, которую никто не может не любить.
Хочешь - будь такой же Ниной, не хочешь - носись, ори, залезай воооон на ту берёзу и виси вниз головой. Правда, любить тебя навряд ли каждый будет, но ты сама выбираешь.
Хуже, когда стандарт гораздо жестче. Просто сидеть с куколкой и напевать не прокатит. Ходи по линеечке, ешь что дали, люби что сказали, думай как научили, играй когда разрешат, спи когда можно, никогда не жалуйся. А будешь жаловаться, наставница отведёт тебя подальше от благоверных-приличных и вкатит по-полной.
Чтоб боялась. Чтобы не пикнула. Чтобы не портила рейтинг школы.
Ниночка ведь - настолько хорошая-карамельная девочка, что на какую-нибудь невинную шалость взрослые закроют глаза. А потом ещё на одну. И ещё...
А какую-нибудь современную гимназистку тащат по дырявым сугробам в колючей кофте, а ветер ей задувает в уши. И гувернантки нет, чтобы нести портфель с учебниками, который чуть не больше самой ученицы.
Отправлено: 24.01.17 00:22. Заголовок: Ронья пишет: И гув..
Ронья пишет:
цитата:
И гувернантки нет, чтобы нести портфель с учебниками, который чуть не больше самой ученицы.
*оффтопное бурчание* Ну дикость же. Никогда не понимала, зачем таскать за собой эти тяжеленные кирпичи. Мой портфель весил семь с половиной кг. А еще мешок со сменкой, форма (для тех, кто занимался на физ-ре) и пакет с причиндалами для рисования и трудов. Бабушка рассказывала, что у них раньше был один комплект общих учебников в классе и один персональный для занятий дома, с собой в школу книги не брали. А сейчас, в век компьютерных технологий, вообще достаточно распечатку нужного материала детям раздать.
Отправлено: 24.01.17 00:30. Заголовок: У Чарской жизнь гимн..
У Чарской жизнь гимназисток тоже не сахар, но в каком-то другом смысле не сахар. Девочки из бедных семей хотя бы знают, что после гимназии смогут найти неплохую работу. И трудности у них другие: над одной гимназисткой смеются из-за ее бедной одежды, другой после трудов по дому не хватает времени приготовить задания. В жизни всякое бывает: у кого-то родители деспоты, а у кого-то их и вовсе нет. Но когда основным калечащим фактором в судьбе ребенка выступает сама учеба - это ненормально. Хотя если почитать "Очерки бурсы" Помяловского или хотя бы описание Ловудского приюта в "Джейн Эйр", то тоже... в порядке вещей для своего времени, в общем-то, было.
Сообщение: 1480
Зарегистрирован: 25.12.13
Откуда: Россия
Репутация:
2
Отправлено: 24.01.17 07:21. Заголовок: Рике пишет: то тоже..
Рике пишет:
цитата:
то тоже... в порядке вещей для своего времени, в общем-то, было.
Но не нашего же! Да и гимназия - не бурса...
Ну ладно ещё, малыши. Малыши - витринка. Платьица-фартучки и так далее. Но старшие ребята! Их ведь просто превращали в стариков. Одна гимназистка там была больше похожа на злющую гуральку, чем на девочку. Просто ей за каждое увлечение вкатывали по-полной.
Увлечения, кстати, у неё были раньше нормальные. Песни-стихи, пробовала танцевать. Другой мальчик вёл себя совсем как взрослый. Не в смысле как рассудительный подросток, а в смысле вообще как взрослый сорокалетний мужчина. Можно подумать, у него жена и работа... уже.
Один мальчик правда был похож на весёлого и задумчивого варшавского студента. Ну хоть на мальчика похож, честно. Танцевал и играл на трубе.
А вообще подростки - известно какие: всегда энергичные и гордые. Вот что надо было сделать, чтобы их потребности свести до минимума? "Миска молочной каши" - и чтоб никто не орал. Причём даже это не спешили выполнять. Первое у них было, а вот второе...
Отправлено: 24.01.17 18:01. Заголовок: Ронья пишет: А воо..
Ронья пишет:
цитата:
А вообще подростки - известно какие: всегда энергичные и гордые. Вот что надо было сделать, чтобы их потребности свести до минимума?
Среди подростков сейчас больше сдержанных и ответственных, чем раньше, и оно правильно. На "детей, которые должны оставаться детьми" в свое время насмотрелась. Они детьми до пенсии остаются.:) Не скажу за всю Одессу, но среди знакомых дела обстоят так: в состоятельных семьях ребята загружены кружками-секциями-репетиторами до поздней ночи, многие ездят на стажировки за границу, занимаются спортом, учат языки. А малообеспеченные с 12-13 лет начинают подрабатывать и уже решают, куда пойдут после 9-ого класса. У некоторых еще и младшие на руках. Логично, что ведут себя как люди с опытом - ведь они и проблемы решают на уровне взрослых. И с социально-коммуникативными навыками у них получше, чем было у моих ровесников двадцать лет назад. На прежних подростков пожалуй, похожи только дети из неблагополучных семей. Не тех, где обязательно пьянки-гулянки, а из семей, где между родителями и потомками глухая стена. Так что пусть уж лучше растут вечно сорокалетними, чем восемнадцатилетними по паспорту, десятилетними - по развитию и пятидесятилетними - по уровню проспиртованности организма, как многие в прошлом поколении.
Сообщение: 1482
Зарегистрирован: 25.12.13
Откуда: Россия
Репутация:
2
Отправлено: 24.01.17 21:00. Заголовок: Рике пишет: Так что..
Рике пишет:
цитата:
Так что пусть уж лучше растут вечно сорокалетними, чем восемнадцатилетними по паспорту, десятилетними - по развитию и пятидесятилетними - по уровню проспиртованности организма, как многие в прошлом поколении.
Да ведь просто сказать - пусть будут, пусть растут... Самим-то им каково?
Отправлено: 24.01.17 23:41. Заголовок: Ронья пишет: Да ве..
Ронья пишет:
цитата:
Да ведь просто сказать - пусть будут, пусть растут... Самим-то им каково?
Трудно, но все-таки уже полегче, чем большинству людей в современном мире, не говоря уж о людях прошлых времен. То, что раньше учеников розгами секли, а в некоторых странах дети работают с пяти лет и живут в лачугах, конечно, не перечеркивает автоматом проблемы российской молодежи, но здорово помогает расставить приоритеты. А сравнивать с идеальной радужной вселенной, которой в природе не существует, бессмысленно. Становится лучше - и то ладно, что вперед идем, а не назад, хотя темпы не ахти. В мои школьные годы миска каши была роскошью, а в детстве моего деда роскошью была сама школа и возможность учиться. Дай бог, разберутся и с нынешними проблемами. З.Ы. А вот за тяжелые учебники обидно, потому что этот вопрос можно при желании решить одной левой.
Возвращаясь к теме. Думается, Чарская для девочек серьезна, потому что нынче школьное бытье в порядке вещей и всем так или иначе описываемые картины знакомы. А в годы самой Чарской дети кухарок и крестьян вряд ли оценили бы страдания гимназисточки, которую оставили на два часа после уроков за невыученную главу из Писания.
Сообщение: 1810
Зарегистрирован: 25.12.13
Откуда: Россия
Репутация:
2
Отправлено: 20.05.17 21:07. Заголовок: Рике пишет: А в год..
Рике пишет:
цитата:
А в годы самой Чарской дети кухарок и крестьян вряд ли оценили бы страдания гимназисточки, которую оставили на два часа после уроков за невыученную главу из Писания.
Оценили бы.
Может, только дети, живущие в крайнем голоде и ночующие на вокзале не оценят, но им бы и никто не стал читать Чарскую.
Для ребёнка нет этих стандартов - сытый и не битый, значит живёт хорошо. Конечно, если ребёнок обречён выживать, то эти два последних пункта становятся главными составляющими счастья.
Но ведь даже побитый-голодный ребёнок, если прочитает про Лену, поймёт - она несчастлива! Ну да, она живёт у родных, но условия там для неё хуже, чем в казённом заведении.
Вот детдомовские дети сочувствуют, например, Золушке. Даже если их самих месяц назад лупила табуреткой в лёжку пьяная мамаша.
"Ой котик бедный, он же голодненький!" Ребёнка могут кормить одними макаронами, причём раз в день. Но котик тоже голодненький, даже если котик обычно лопает за троих.
"Девочка была такая грязная!" Это другая девочка сочиняет сказку. Вид у "сказочницы" - как у внучки бомжа, но бывают дети ещё грязнее, ещё младше, и она это понимает.
Отправлено: 20.05.17 23:33. Заголовок: Ронья пишет: Для ре..
Ронья пишет:
цитата:
Для ребёнка нет этих стандартов - сытый и не битый, значит живёт хорошо. Конечно, если ребёнок обречён выживать, то эти два последних пункта становятся главными составляющими счастья.
Именно в состоянии "обречен выживать" подавляющее большинство населения, в т.ч. детей и находилось. Аки у Гринвуда: "Мальчик, ты ушел из дома, где тебя каждый день кормили задаром? Да ты просто дурак. Ну и что, что били. Всех бьют". Физические наказания считались необходимым элементом воспитания. Причем это могла быть не розга, аки в благовоспитанных семьях, а хорошее увесистое полено или сковорода. Если ребенок в результате "воспитательного процесса" становился калекой - его же проблемы. Как у Лены - не плохо по тем временам. Еда, дом, учеба, никакой работы. Опять же, не бьют - ругают только, ну еще в чулане могут запереть. Даже как у Ваньки Жукова еще не плохо. Это обычная жизнь обычного ребенка. И даже в "Очерках бурсы" не дно. Тоже средний уровень. Плохо - это как у Крысы из "Петербургских трущоб", когда девочка в двенадцать лет уже опытная проститутка и горькая пьяница, а впереди у нее - чахотка и смерть на улице годика через два-три.
А как относилось дореволюционное поколение детей к страданиям духовно богатых барышень, можно судить по следующим годам, когда эти дети выросли и начали формировать культуру нового государства. Да хотя бы по судьбе той же Чарской.
Сообщение: 1813
Зарегистрирован: 25.12.13
Откуда: Россия
Репутация:
2
Отправлено: 20.05.17 23:50. Заголовок: Рике пишет: Как у Л..
Рике пишет:
цитата:
Как у Лены - не плохо по тем временам. Еда, дом, учеба, никакой работы. Опять же, не бьют - ругают только, ну еще в чулане могут запереть.
Но ведь Лена и Ванька Жуков - дети из совершенно разных социальных слоёв.
"Очерки бурсы" я не читала, но там уж тем более другие дети - с Дона/из Украины?
Лена - просто переживательная девочка из чистенькой семьи. А Ванька - мальчик с трагической для ребёнка судьбой. И оба брошенные, потому что о Лене заботятся лишь формально.
Мне там больше всего Жюли было жалко. Это ж надо было так её озлобить. Отобрали единственное, что она любила - свою комнату, а попрекали не за то что бука, а за то что некрасивая бука. Рике пишет:
цитата:
И даже в "Очерках бурсы" не дно. Тоже средний уровень.
Хех, вспомнилась моя книжка.
"- А она порченное масло есть не может! - развёл руками Лесь. - У неё, пан смотритель, душа не принимает.
- Ничего-ничего, подъест, - из-за груды бумаг отозвался пан смотритель.
Лесь дёрнул плечом.
- Она маленькая. Сплюнет.
На следующий день в учётной книге пана смотрителя появилась такая запись:
Лена - просто переживательная девочка из чистенькой семьи.
И именно поэтому у нее все в шоколаде, можно сказать. Во всяком случае, тяжких страданий, над коими лить слезы, уж тем более, для "Ванек Жуковых", для которых это "подралась с кузеном" и "учитель в угол поставил" - щи пустые и жемчуг мелкий. У нее одна драма - смерть мамы, и тут ее жаль, бесспорно, но это уж судьба, не скроешься. Но потом ей оч крупно повезло, она попала к родственникам, а не в работный дом на фабрику, где "целый день колеса мы вертим, вертим, вертим" (Н.Некрасов). И все трагедии - это обычные рядовые терки со сверстниками. Не особо хорошо, но не смертельно. Тем более, оно и уравновешивается: и дядя к ней ровно относится, и Анна-княжна ей подруга.
Вот кого действительно жаль, я согласна - Жюли, которую родная мать гнобит, потому что она калека. И вот у кого психика расшатана.
Отправлено: 21.05.17 00:22. Заголовок: Ронья пишет: Но ве..
Ронья пишет:
цитата:
Но ведь Лена и Ванька Жуков - дети из совершенно разных социальных слоёв.
О том и говорю: детям крестьян и рабочих вряд ли могли быть близки душевные метания героинь из нравоучительных историй. Ну разве только то, что Лена - сиротка, близко любому восприятию. Но и это не очень помогло. И дело не в статье Чуковского, написанной еще до революции. Поток гнева, обрушившийся на Чарскую, был весьма многоголосым, а редкие защитники писательницы упирали не на плюсы ее творчества, а на то, что наивной и ничего не умеющей женщине трудно прокормить себя, и на то, что она поддерживала революцию. Столько приязни в адрес Чарской как человека и одновременно столько презрения к ее книгам. Автора жалели, хлопотали о льготах для нее, пытались помочь пристроиться. Героинь - ненавидели люто, обзывали слащавыми, манерными. "Ты как институтка у Чарской", - одно из самых обидных оскорблений того времени. Популярность Чарской вернулась, когда подросло до школьного возраста новое поколение детей, не видевшее своими глазами ту эпоху немногочисленных генералов Икониных и возвышенных гимназисточек, которых обслуживали массы Ванек Жуковых. Ронья пишет:
цитата:
"Очерки бурсы" я не читала, но там уж тем более другие дети - с Дона/из Украины?
Петербург там, и сам автор петербуржец. Книга по большей части автобиографическая. Ронья пишет:
цитата:
Мне там больше всего Жюли было жалко. Это ж надо было так её озлобить.
Лену-то хоть мама любила и растила в неге и заботе. А Жюли родная мать превратила в Золушку, отселила от остальных детей и всячески гнобила по поводу и без повода. Плюс у горбуньи ооооочень мало шансов по тем временам выйти замуж, а значит, дальше только дорога в гувернантки или сельские учителя. Ну или в нахлебницы-приживалки при семействе сестры. Ронья пишет:
цитата:
На следующий день в учётной книге пана смотрителя появилась такая запись: "В пос. Чалдонка голода нет. Пищбрак возить".
"Очерки бурсы" пришлось на днях вспомнить - приплела их к теме "маленького человека". Интереснейший социальный срез, где людей считают не просто средним классом, а его особо высокодуховной частью - духовенство! В семинарии воспитываются будущие пастыри душ... Но они - именно "маленькие люди" потому, что от них ничего не зависит, за них решено всё - и малейшее проявление самостоятельности карается, как преступление.
Розги - это будни, плеть - хуже, а хуже всего, если не отпустят домой на праздник. Накажут целую семью за грехи мальчишки - бурсака. Плакать бесполезно - никто и слушать не станет. Ещё хуже "начальства" - несколько великовозрастных подонков. Захотят - изнасилуют, а доносить на товарищей - последнее дело. Даже на таких.
Средневековая структура, узко-специальное образование - и действительно впечатление глубокой провинции. "Хлопцы с Дона?" А это - Петербург. Александро - Невская лавра. Блистательной столицы бурсаки не видят, а столица не видит их. Увидит - пугается или смеётся. Ну и что? Всё равно через несколько лет им будут целовать руки. Ведь без справки от бывшего бурсака (об исповеди-причастии) никого не примут на службу!
Средневековая структура, узко-специальное образование - и действительно впечатление глубокой провинции. "Хлопцы с Дона?" А это - Петербург.
Я и не читала даже, но судя по тому, что вы описали - действительно, впечатление как от истории Бульбовских времён... (Даже и не знала, что семинария в Петербурге - это "бурса". Думала, "бурса" впринципе - сильно сродни малопольским "засцянкам" и хуторам с бахчами!)
А ещё хочу сравнить Гоголя с Сенкевичем. Вот когда читаю Сенкевича, не встречаю никаких упоминаний о том, что там кто-то из казаков хоть месяц пробыл в бурсе. А по Гоголю выходит - семинария для казака буквально обязательна, там и Бульба учился, и сыновья Бульбы, и внуки Бульбы тоже бы учились, если бы они были.
(Хех, а может, отчаянные Сенкевичские казаки подожгли горе-школу и слиняли на следующий день!?)
А ещё вспомнился эпизод из одного фильма. Гуцул Олекса получил от пана дарственную грамоту и показывает остальным. И тут возникает вопрос: а грамота - точно не филькина? Они как её читают, если Олекса - навряд ли грамотный (отдать гуцула в бурсу ну точно никому бы в голову не пришло), а пан наверное ещё и пишет на латыни?
Вот так дал им пан грамоту, а она по тексту, может, то ещё "Письмо запорожцев к султану"...
*** Нет, конечно для всяких-там кухарят и поварят Лена - такая паночка, что её и жалеть-то стыдно. Но так ведь и Сара Кру для Бекки - "мисс"!
Сообщение: 1827
Настроение: лучше всех
Зарегистрирован: 08.09.13
Откуда: Россия, Гатчина Ленинградской обл.
Репутация:
3
Отправлено: 21.05.17 10:25. Заголовок: Бульба и его сыновья..
Бульба и его сыновья учились в Академии, это - образование высшее (бурса - среднее). Они вот там даже Овидия проходили, а питерские бурсаки не знали, чем отличается католик от лютеранина, были уверенны только, что и те, и другие "хуже собак". И лишь один там кто-то "развился до того, что усомнился в существовании чёрта".
И ведь это - закрытое мужское заведение, где неизбежно выстраивается иерархия, как в тюрьме (увы, тон задают те, кто подлее - и противостоять им могут единицы).
Но зачем и почему родители запирают своих чад в этот гадюшник? Неужели не жалко? А у бурсы два достоинства: бесплатность образования (о качестве не спрашивайте) и, что ещё важнее, гарантированное трудоустройство, верный кусок и себе, и семье, и престарелым родителям.
Прочтёте - и ужас, и восторг!
А как здесь сохранить живую душу? Только так, как главный герой - автопортрет автора: ни разу не струсить, и навсегда заткнуть уши от этой "науки".
Бульба и его сыновья учились в Академии, это - образование высшее (бурса - среднее). Они вот там даже Овидия проходили, а питерские бурсаки не знали, чем отличается католик от лютеранина, были уверенны только, что и те, и другие "хуже собак".
Ну надо же...
Запорожская - средневековая - академия оказалась лучше, чем петербургская, почти-почти современная!
Нет, только вот вдумайтесь. В двух километрах от бульбовской академии - или евреев вешают, или пан слугу насмерть забивает, или панночка сбегает со шляхтичем-голодранцем, а у них Овидий и латынь.
Латынь, кстати, это привилегия шляхты с духовенством (ни гуцул, ни крестьянин, пашущий на пана, по-латински не читает)
А в блестящем Питербурге все передовые мысли, все образованнейшие сливки общества, а в закрытой "школе" - настолько концентрированное средневековье, что страшно.
Вот кстати - тот же Сенкевич: во времена Бульбы панночки свободно вставляли в речь латинские слова и обороты, и если сами не цитировали, то хотя бы цитаты понимали! А два века назад это всё оказалось для девочек неприличным - сиди, хлопай ресницами и целомудренно мечтай о зАмуже...
Самый край был в каком-то пансионе - когда институтки заучивали: "Поднявши нос и разметавши гриву" вместо "поднявши хвост"...
Сообщение: 2196
Зарегистрирован: 25.12.13
Откуда: Россия
Репутация:
2
Отправлено: 09.01.18 06:20. Заголовок: Есть у Чарской такая..
Есть у Чарской такая книжка, называется "Волшебная сказка".
Те, кто Чарскую читает, привыкли что книга - про избалованную девчонку, которая сначала мечтает о золотых горах, а потом вырастает и исправляется. Ну или что-то типа того.
Прочитала...
Та самая "избалованная девчонка", Надя - на самом деле сирота. По маме.
Сильно стеснённая в средствах семья кое-как наскребла на обучение старших детей - сына в гимназии, дочки в институте. Но у них ещё есть дочери, и эти - уже работают, даже десятилетняя Шура.
Но Шура-то как раз в этом доме родная. "Правильная". А Надю обоюдно считают - "белой косточкой" - лентяйкой - и что из неё, бестолочи, вырастет?
Надя не очень дорожит своим обучением и явно ленится - вместо уроков читает книжки. Про "лыцарей" и кавалеров, ога.
Но кто ж в пятнадцать лет думал "только об учёбе"?
Родня читает ей нотации, пока... Пока Надя не вылетает - провалилась на экзамене.
Отец, серенький мелкий чиновник, заявляет, что отправит дочь работать и всё. Ведёт себя довольно грубо - зачитывает при всех письма дочкиных подруг, роется в вещах, выбрасывает книги... И всё это с комментариями "Ах, дура! Голову забивать, бестолковая! Вот мать бы тебя!"
Но и отца вполне ожидаемо настигает чахотка.
А Надя по-прежнему мечтает о золотых замках. Её замечает княгиня - такая пожилая фрейлина, с собачками и сервизами. Тут же умиляется:
- Куколка! Я в детстве такая же была!
Надин отец умирает, а тётенька быстро забирает Надю к себе. В качестве "утешения под старость" -- а шелковые наряды, автомобиль и апартаменты прилагаются. Ну как тут устоять?
Хор "добрых старушек", живущих у барыни, сладенько подпевает:
- А-а-ах, какая де-евочка! Прынцесса ты наша золотая - брильянтовая!
И теперь Надя буквально "ест-пьёт на серебре". Не знает ещё, что такое "приживалка".
А потом выдаётся случай "вспомнить всё" своим вредным родственникам! Не пустить обеих сестёр на свои именины, потому что одна - страшная, а вторая вообще - бедная! Нечего им мелькать перед званной публикой...
А сама - ходит между столиками с малолетними графинями и княгинями, сыпля фразочками:
- Что? Ах, это приживалка моей тёти, не обращайте внимания! Да, я была в Венеции, и в Австрии, и в Париже... Что, Нелли? Ах, часики! Конечно, серебряные - не никелевые!
"Званная публика" от Нади очень скоро отворачивается.
Результатом становится депрессия. Самая обычная и очень "современная". А сломанная куколка тётке-богачке уже не нужна.
Надя сама сбегает к родственникам!
*** Про что книжка? Да, как мне кажется - про неидеального ребёнка с проблемами в семье.
И главное - все видят, что ребёнок неидеальный, но что у неё проблемы - никто не замечает!
К тётке-барыне она согласилась пойти потому, что дома были такие же тётки. Баловали, закармливали сливочками-пряничками и... не замечали. А Надя так и поняла - любят за красивые глаза!
Смерть отца-морализатора её почти не расстроила, а родственники - они же... Привыкли!
Меньше бы на Надю пахали и больше бы любили - была б совсем другая книга.
Да и отец должен был понимать, что в институте не выращивают "рабочих рабочих"!
Сообщение: 2297
Настроение: лучше всех
Зарегистрирован: 08.09.13
Откуда: Россия, Гатчина Ленинградской обл.
Репутация:
3
Отправлено: 09.01.18 10:56. Заголовок: Насколько помню, в &..
Насколько помню, в "Волшебной сказке" сам отец не очень понимал, чего хочет? В идеале дочь должна уметь работать... на всякий случай, если в жизни не повезёт. Но такой красавице ДОЛЖНО повезти! Именно поэтому, с подачи тётушки - кастелянши, её и устроили в Смольный. За счастливым лотерейным билетом.
Не думают дети только об учёбе - это да, конечно. Но перед нами не совсем дитя - пятнадцать годиков уже. Можно бы иной раз и подумать - хотя бы для того, чтобы на третий (!) год не остаться.
Есть у Перова интересная неоконченная картина "Смолянка":
Отцу - мелкому чиновнику, было непросто устроить дочку в Смольный. Но - устроил туда, где учатся "высшие" - в надежде на "повезёт", царевич влюбится. И девочка росла, мечтая о "красивой жизни". И вот... Аттестат в кармане - а отец ослеп. Придётся работать самой - да ещё и его подкармливать. Жалко отца - да и себя тоже жалко...
Так Наде не было жалко вообще никого. Ни отца, ни сестёр, ни старую придурковатую "фрейлину", ни её приживалок, ни невинного попугая. Самое удивительное, что и себя она не жалеет - не видит причины. Полагает, что всего-то дела - найти того, кто будет кормить "за красоту".
Если бы не ограничения, налагаемые цензурой, и вообще понятием "детская литература" - нашла бы. И разочарование было бы куда более жестоким.
А вот интересно: сама Лидия Андреевна о чём мечтала, когда училась? Она - честная трудяга, но ведь не о таком будущем мечтали девочки из института?
История о том, как затюканные дети выстояли против эгоистичных невменяемых взрослых.)))Сильно отличается от стереотипных повестей о благородных гимназистках. Дома у Нади трэш и пандемониум. Такой мирный, приличный, замаскированный под счастливую семью удушливый трэш. Хозяин и основатель трэша - папА. Семейный деспот, который тем сильнее любит домочадцев, чем больше они страдают. Старших отпрысков он уже превратил в болезненных маленьких старичков, а вот Надю пока не успел довести до своего идеала. Поэтому, говоря о других детях, отец только что елеем не истекает - одна Надя эту светлую картину портит, и он уже давнооо (а Наде на тот момент десять лет!) раскусил ее пустую и неблагодарную натуру. Яркое подтверждение испорченности Нади - ее любовь к приключенческим романам: как она, барыня такая, смеет "Шерлока Холмса" читать, пока остальные тут надрываются в поте лица. Вопрос: для кого надрываются? Все опустошены, задерганы и несчастны. Никакой великой цели, ради которой стоило бы так впрягаться, впереди не маячит, и даже наоборот - отец вообще пресекает в семье любые мечтания и попытки строить планы. Вернее, его устраивают только собственные планы, которые по какому-то странному совпадению всегда ведут лишь к еще большему разладу и выражаются в одном: ничего для улучшения нашей жизни сейчас предпринимать не будем, это честная трудовая бедность, и ей нужно гордиться. Сидит вот, гордится... Старшая дочь вынуждена работать до изнеможения, портя глаза и мучась болями в спине. Сын тоже пашет с четырнадцати лет и уже больше напоминает безвольного робота, чем живого человека. Тетя Таша скрывает от главы семейства все, что может вызвать его гнев, а поскольку этот честный труженик гневается в режиме 24/7, скрывать приходится много. В этой семье нет любви - одно притворство. Домочадцы дают друг другу в долг (ну, спасибо еще, что хоть не под проценты). Таша задаривает Надю бессмысленными дешевыми гостинцами, которые самой Наде не нужны, но Ташу это не интересует. То, что слабенькой Клавдии и переутомившемуся Сереже давно необходим отдых на свежем воздухе, как-то спокойно игнорировалось, пока отдых не понадобился самому отцу. Тут внезапно оказывается, что "бедная-пребедная" семья не такая уж бедная и вполне способна позволить себе лето на даче. ПапА ломается: не для себя, дескать, дачу снимаю, а ради детей. Что мешало раньше это же сделать ради детей - загадка природы. Неудивительно, что Надя не умеет любить по-настоящему. Любовь ей по жизни представала исключительно как череда показушных актов самопожертвования, за которыми скрываются газлайтинг, абьюз и прочие заморские умности.))) Романтические подвиги из ее обожаемых книг и то честнее, чем подарки Таши или мнимая семейная сплоченность. Реальность вокруг Нади вся укладывается в один лозунг: "Жертвуй собой, жертвуй, жертвуй, без разницы для кого и для чего, но так, чтобы все заметили". В книгах хотя бы ради спасения прекрасной дамы рискуют, а тут чего ради? Чтобы папА лишний раз за обедом пофилософствовал, как его дети несчастны? Надя из двух эскапизмов выбирает меньший)) И, в общем-то, это не она в финале поумнела (хотя такое тоже есть), а обстановка изменилась. Как только перестали коллективно блажить честной трудовой бедностью, так дела у всех пошли на лад: старшие дети нормальную работу нашли, младшая в гимназию собралась, Сережа из задерганного послушного робота превратился в самостоятельного мужчину, Клавдия перестала гробить здоровье за копейки, а Надя внезапно обнаружила способности к учебе. И отношения дома стали по-настоящему дружескими и теплыми, потому что люди-то хорошие и вполне способные устроить совместную жизнь, если никто не будет стоять над ними с палкой и доводить до хронической усталости.
Наталья пишет:
цитата:
Так Наде не было жалко вообще никого. Ни отца, ни сестёр, ни старую придурковатую "фрейлину", ни её приживалок, ни невинного попугая.
Вот за попугая ей большое фу и минус в карму. Этак глупо перекормить птицу. Не маленькая уже, должна понимать, что животное - не игрушка.
Ронья пишет:
цитата:
К тётке-барыне она согласилась пойти потому, что дома были такие же тётки. Баловали, закармливали сливочками-пряничками и... не замечали. А Надя так и поняла - любят за красивые глаза!
Вот, те же ощущения. Таша и Анна Ивановна - просто сестры-близнецы:))) "Я тебе, девочка, куплю что-нибудь, а ты за это будешь играть милую послушную куколку". И не отвертишься ведь, а порой даже не поймешь, что это просто форма манипуляции. Ведь покупают, хлопочут, чем-то ради тебя жертвуют, а то, что ты всего этого не просил - дело десятое.
Наталья пишет:
цитата:
Насколько помню, в "Волшебной сказке" сам отец не очень понимал, чего хочет? В идеале дочь должна уметь работать... на всякий случай, если в жизни не повезёт. Но такой красавице ДОЛЖНО повезти!
Ой, там такое ощущение, что дочка была нелюбимая:) Отец вообще не хотел, чтобы она училась, он ее собирался в мастеровые отдать. Мол, сестры неученые, и ей нечего в институте делать, пусть будет как все.
*страшным шепотом* А еще я не понимаю, отчего вся семья так взбудоражилась, когда Надя ушла. Она же не в содержанки подалась, фамилию не опозорила. Ну приживалка и приживалка. Как будто все остальные там сплошь самостоятельные, независимые и не вкалывают "на дядю" за гроши. Скрасить старость одинокой тоскующей чудачки - тоже работа, причем работа немалая. Опытная приживалка - это домашний психолог, чтец, сиделка, организатор развлечений и смотритель помещичьего "зверинца" в одном лице. А если человек был вдобавок искренний и чуткий, то становился практически названой сестрой/любимой воспитанницей, которая принимает на себя заботы о барыне. Другое дело, что это действительно не путь для людей вроде Нади.
Скрасить старость одинокой тоскующей чудачки - тоже работа, причем работа немалая.
Ага. Надиным родным богатую бабушку не жалко только потому, что она богатая! А старушенция-то действительно, одинока. Ни внуков, ни племянников.
Уж если бабулька и среди дальней родни не нашла, кого опекать и задаривать - согласна и на хорошенькую девочку "с улицы", чтобы умела умилять, поддакивать и чтоб не бросала.
Ведь княгиня (или кто она там?) буквально сразу же сорвалась показывать Надю знакомым богатеям, чтоб завидовали! И после кончины попугайчика она Надю не выгоняла, дала ей шанс.
Интересно, а книжки у Нади примерно такого содержания были?
"Гравити Фоллз":
- А я книжку стащила у мамы! Во! "Мускулистая грудь зверя". "Меня зовут Жерар. Я оборотень, я создание ночи. Но я так же создание страсти!"
Интересно, а книжки у Нади примерно такого содержания были? "Гравити Фоллз": - А я книжку стащила у мамы! Во! "Мускулистая грудь зверя". "Меня зовут Жерар. Я оборотень, я создание ночи. Но я так же создание страсти!"
Вряд ли, если папу там от невинной "Золушки" трясло. А жаль:))) Посмотреть бы, что благовоспитанная Надина семья изрекла при виде оборотня Жерара.
Ронья пишет:
цитата:
Надиным родным богатую бабушку не жалко только потому, что она богатая!
У них это вообще одно из семейных требований: нельзя водиться с богатыми. Сначала Надю пилили за то, что у нее подруги из романтичных барышень (а кого еще она могла в институте найти?), потом за бабушкины подарки.
Нашла сегодня китайскую тетрадь с феечками, в которой вела дневник одиннадцатилетняя я.
Записи - об оценках, подружках и котёнке... и - о смерти бабушки. От рака.
Это если учесть, что весь дневник было: бабушка то, бабушка сё. Приехала, привезла подарок, легла в больницу, уехала на скорой...
Замолчавший телевизор с вечной передачей про свадьбу накрыли салфеточкой. А я... а я в кроссовках ушла в пушистое поле. Одна.
Подросткового максимализма тогда ещё не было, но мне показалось, что я вот-вот сейчас взмахну руками - и улечу жаворонком. Светлое нетронутое чувство: я тоже умираю, и это нестрашно, бабушка, ты видишь.
Умереть не дал соседский мальчик Андрюшка с его мамой.
Сообщение: 2361
Настроение: лучше всех
Зарегистрирован: 08.09.13
Откуда: Россия, Гатчина Ленинградской обл.
Репутация:
3
Отправлено: 01.03.18 16:29. Заголовок: Лидия Чарская была в..
Лидия Чарская была в царской России популярнейшей детской писательницей, а вот в Стране Советов имя питерской институтки по понятным причинам оказалось забытым. И только после того, как СССР рухнул, на полках книжных магазинов стали появляться её книги. В этом обзоре рассказ о нелёгкой судьбе Лидии Чарской, которую вполне можно назвать Джоан Роулинг Российской империи.
Всё впереди - и всё в прошлом. А между этими полюсами - просто Революция.
Детство Лидия Чарская в детстве./ Фото: charskaya.diary.ru
Лидия Чарская в детстве./ Фото: charskaya.diary.ru
Чарская Лидия появилась на свет в 1875 году в семье военного инженера Воронова. Мама девочки умерла при родах, поэтому воспитывали её няня, тётушки и горячо любящий отец. Но в 11 лет беззаботное детство закончилось. Опекуны отправили Лидию в школу для девочек закрытого типа в Петербург. Лидии настолько не понравилось в заведении, что время, проведенное там, она позже сравнивала с тюремным заключением. А тогда девочка никак не могла понять: «за что?».
«В несчастиях люди сходятся скорее и ближе» (С) Лидия Чарская
Приехав домой на первых же каникулах, она была чрезмерно потрясена известием о повторной женитьбе своего отца. Лидия не смогла полюбить и принять свою мачеху, настолько она показалась ей неприятной женщиной. Из-за этого она три года не навещала родного отца во время каникул. Но прошло время, и девочка смирилась с новыми обстоятельствами. Наладились отношения с мачехой, а время, проведенное в школе, уже не казалось ей столь мучительным. Спустя десятилетия именно эти воспоминания станут для нее источником вдохновения. Карьера литератора началась с обычного дневника, который она ежедневно заполняла с 15 лет.
Лидия Чарская в молодости./ Фото: livelib.ru
Лидия Чарская в молодости./ Фото: livelib.ru
Замужняя жизнь Лидии оказалась недолгой. Выйдя замуж в 18 лет за жандармского ротмистра Чурилова Бориса по большой любви, она родила сына. Однако после появления мальчика на свет они расстались. Официально разрыв отношений они оформили лишь в 1901 году, а в 1913 году Лидия вышла замуж повторно.
«У меня с детства была такая особенность - смотреть опасности прямо в глаза» (С) Лидия Чарская
После развода с первым супругом, Лидия была вынуждена жить на средства своего отца. Но такое положение дел ее не устраивало. Она начала искать выход из сложившейся ситуации. Ведь мачехе и отцу нужно было растить еще и младших детей. В этот период в России начинало зарождаться такое движение как эмансипация. И Лидия хотела зарабатывать на жизнь собственными силами, а не обременять свою семью.
Лидия Чарская за работой./ Фото: sozidatel.org
Лидия Чарская за работой./ Фото: sozidatel.org
Однако, в России женщина не имела достаточно возможностей работать и получать достойное вознаграждение за свои труды. Лидия не чувствовала желания заниматься обучением детей или медициной. Работать на кого-либо она тоже не хотела. В результате она остановила свой выбор на карьере актрисы. Нельзя сказать, что эта идея родилась совсем на пустом месте — за плечами был опыт любительских спектаклей. «Нет светлее и благороднее дела артиста, который воплощает и изображает людское горе, людские радости, — признавалась тогда Лидия. — Не жажда блеска, славы толкает меня, а искренняя горячая любовь к избранному делу и еще любовь к моему ребенку, которому я хочу сказать: «Твоя мама работает для тебя, для твоего благополучия».
«Что за охота убивать друг друга, когда жизнь так хороша, так прекрасна!» (С) Лидия Чарская
Для осуществления своей мечты Лидия поступила на Драматические курсы в Петербурге, которые открылись при Императорском театральном училище. После них ее взяли на работу в Александрийский Императорский театр. На то время ей исполнилось 25 лет, и она начала работу под псевдонимом Чарская. Однако добиться большой популярности у нее не получилось. Отработав в одном театре 24 года, она продолжала играть лишь эпизодические роли. Самая большая роль за все годы - роль горничной. Денег, которые она получала, им с сыном не хватало, но просить у родных Лидия не хотела.
Почему взялась за перо? Лидия Чарская.
Лидия Чарская.
И Лидия взялась за перо... Только заработок не мог быть тому причиной. Лидия говорит, что не смогла бы писать только ради денег. Литературное творчество стало для нее хорошим выходом уйти от тоски и скучной реальности. Эта же причина толкнула в свое время Джоан Роулинг на написание истории о Гарри Поттере, которая стала литературным бестселлером.
«...живите - не заживайтесь, сидите - да не засиживайтесь!» (С) Лидия Чарская
И хотя Лидия не смогла добиться такого международного успеха, в России она была довольно известна. Уже первый роман «Записки институтки» в 1901 году принес ей популярность. «Записки институтки» вызвали у российских барышень бурный восторг. Издательство завалили письмами. Чарская поняла, что тема востребована, и принялась писать еще и еще. До сих пор разнятся данные, сколько из-под ее пера вышло повестей, романов и сборников рассказов. По разным данным, за 15 лет — от 80 до 300 сочинений.
Разворот книги Лидии Чарской, изданной в 1912 году. Прижизненное издание.
Разворот книги Лидии Чарской, изданной в 1912 году. Прижизненное издание.
В её книгах два главных мотива – институтская юность с её первыми нравственными уроками и тяжёлая жизнь детей сирот. И все истории обязательно с хеппи-эндом. Критики обвиняли Чарскую в отсутствии фантазии и в самоповторах, зато читательницам её проза не надоедала никогда. В 1911 году ученицы женских гимназий в сочинениях на тему «Моя любимая книга» чаще всего упоминали произведения Чарской. А в библиотеках чаще её книг спрашивали только Гоголя и Пушкина. Её книги переводили на французский, немецкий, английский – абсолютный триумф!
Сама Марина Цветаева в юности зачитывалась повестью Чарской «Княжна Джаваха» и даже посвятила ей стихотворение. Среди произведений читательницы были и сказки для маленьких детей, и исторические книги, и стихи, и пробы прозы для взрослых.
И хотя на Чарскую обрушилась литературная слава, она не оставляла театр – всё надеялась, что ей дадут настоящую роль. Но так и не получила. Разбогатеть у Чарской тоже не получилось. Заработал на её творчестве только издатель журнала, с которым писательницу подписала кабальный для себя контракт. По этому документу она получала более, чем скромные гонорары, которых, впрочем, хватало на уверенность в завтрашнем дне и на независимость.
Забвение революции Лидия Чарская./ Фото: pptcloud.ru
Лидия Чарская./ Фото: pptcloud.ru
И конечно, Лидия Чарская встретила бы старость в достатке и почёте, не случись революция. Но после Октябрьской революции книги Чарской, назвали «вредными», ведь они пропагандировали «буржуазные ценности и буржуазный быт». Из библиотек изъяли все книги Чарской, новые печатать перестали, а на первом съезде заклеймили публично.
1922 года стал для писательницы трагическим. Её уволили из театра, жить было не на что, она перебивалась редкими заработками, голодала и заболела туберкулёзом. Сын, по некоторым сведениям, погиб в Гражданскую.
Но дети, которые выросли на книгах Чарской, своего кумира не забыли, и уже взрослые вчерашние девочки и мальчики частенько наведывались к опальной писательнице, помогали продуктами и деньгами. В 1937 году Лидия Чарская умерла.
А скажите, уважаемые читатели, можно ли поверить в "придуманность" Нинон Джавахи?
Люда Власовская, Сибирочка, Лесовичка - всё это, по сути, один и тот же характер в разных обстоятельствах. Хорошая девочка. В меру умная, в меру жизнестойкая, в меру сентиментальная. Какой и должна быть. Надя - это какой быть НЕ должно. Образчики.
А какая Нинон? Непредсказуемый бесёнок! По мнению институтского начальства - "не девочка". Терпят потому, что княжна. И потому, что хорошо учится - честь велит... А читателю ясно, что она - человек среди дрессированных "питомиц". Личность. Причём это было ясно и тем, первым читателям, которым как раз институтское воспитание и казалось идеалом!
Настолько ясно, что в реальности этой девочки не сомневался никто. И много лет экскурсоводы показывали туристам её могилу то в Новодевичьем монастыре, то на Литераторских мостках!
Марина Цветаева «Памяти Нины Джаваха»
Всему внимая чутким ухом, — Так недоступна! Так нежна! — Она была лицом и духом Во всем джигитка и княжна.
Ей все казались странно-грубы: Скрывая взор в тени углов, Она без слов кривила губы И ночью плакала без слов.
Бледнея гасли в небе зори, Темнел огромный дортуар; Ей снилось розовое Гори В тени развесистых чинар...
Ах, не растет маслины ветка Вдали от склона, где цвела! И вот весной раскрылась клетка, Метнулись в небо два крыла.
Как восковые — ручки, лобик, На бледном личике — вопрос. Тонул нарядно-белый гробик В волнах душистых тубероз.
Умолкло сердце, что боролось... Вокруг лампады, образа... А был красив гортанный голос! А были пламенны глаза!
Смерть окончанье — лишь рассказа, За гробом радость глубока. Да будет девочке с Кавказа Земля холодная легка!
Порвалась тоненькая нитка, Испепелив, угас пожар... Спи с миром, пленница-джигитка, Спи с миром, крошка-сазандар.
Как наши радости убоги Душе, что мукой зажжена! О да, тебя любили боги, Светло-надменная княжна!
Сообщение: 2365
Настроение: лучше всех
Зарегистрирован: 08.09.13
Откуда: Россия, Гатчина Ленинградской обл.
Репутация:
3
Отправлено: 03.03.18 13:37. Заголовок: Ронья пишет: и хоче..
Ронья пишет:
цитата:
и хочется прочитать "Джаваху", и не хочется!..
"Джаваху" читайте смело - очень оптимистичная вещь! А умрёт Нина во второй книге - "Записки институтки". "Записки" интересны взглядом на систему образования "изнутри", но что об этом думает Нина (в институте бывшую Нинон зовут только так), мы не узнаем - книжка написана от лица её благонравной подруги Люды Власовской.
Сообщение: 3838
Настроение: лучше всех
Зарегистрирован: 08.09.13
Откуда: Россия, Гатчина Ленинградской обл.
Репутация:
4
Отправлено: 07.07.20 17:28. Заголовок: Первая книга Чарской..
Первая книга Чарской, которую мне довелось прочесть, называлась "Цыганёнок". И вот об этой повести в Сети никаких сведений! Даже название не упоминается. А между тем, вещь хорошая. Немного портили впечатление только сюсюкающие интонации, все эти фирменные "чудныя глазки и крохотныя ножки", но при перенесении на экран это исчезло бы. Кинематографичная вещь!
Картина цыганского табора. Взрослые заняты своими делами, а на детей - никакого внимания. И так вырастут, в толпе ещё никто не пропадал. И толпа детей установила свои правила: лучший здесь тот, кто сегодня больше украл!
А самое бесполезное существо - маленькая белая девочка, нивесть как оказавшаяся в таборе: она вообще не умеет воровать. Разве что иногда "милостыньку" выпросит. Худо ей пришлось бы, не полюби её самый ловкий воришка - восьмилетний Вася. Решил считать Ленку сестрой.
Но табор попал в поле зрения полиции, пришлось спешно сниматься. Явно не цыганскую девочку изъяли и отдали на воспитание в помещичью семью. Вася - за ней! Не верит, что Ленку решили усыновить, А обижать - не даст! Господа принимают в семью и его.
Повезло? Да нет, Васе очень непросто привыкать к жизни барского дома. Он старается даром не есть хлеб, но каждый раз попадает впросак. Вот взялся за уборку - и вымыл мокрой тряпкой акварели. Вот увидел, что старичок - учитель задремал - и прикрыл его от мух: надел на лысину абажур. И взрослые уверенны, что это он всё нарочно и назло. Только семилетний сынишка хозяев и понимает Васины добрые намерения.
Ушёл бы Вася в табор, в степь, но - как же без сестрёнки? А ей здесь гораздо лучше. Выбор, которого ему ещё не сделать... Помог случай: табор не смирился с потерей перспективного добытчика. Если уж не выкрасть Ленку, почему бы не угнать великолепного господского коня? И конь исчезает.
Вот когда Васе пригодилась вся сноровка, вся цыганская выучка! Пропал мальчишка на несколько дней, и Леночка уже не знала, что и думать, и её приёмные родители уже называют беглеца "неблагодарным". Но во двор через забор влетает Вася на взмыленном жеребце! А издалека доносятся гортанные цыганские проклятия. Не вернуться мальчишке в табор...
идеале дочь должна уметь работать... на всякий случай, если в жизни не повезёт. Но такой красавице ДОЛЖНО повезти! Именно поэтому, с подачи тётушки - кастелянши, её и устроили в Смольный. За счастливым лотерейным билетом.
Хм а зачем? кем должны были быть выпускницы? или просто хорошо выйти замуж и все?
Сообщение: 4407
Настроение: лучше всех
Зарегистрирован: 08.09.13
Откуда: Россия, Гатчина Ленинградской обл.
Репутация:
6
Отправлено: 29.11.22 22:45. Заголовок: В идеале выпускница ..
В идеале выпускница должна была стать ФРЕЙЛИНОЙ. Придворной. Но эту должность давали ТОЛЬКО отличницам, а мечтали все. Если успехи скромнее - придётся РАБОТАТЬ. Вручат аттестат "домашней учительницы", но если повезёт - можно и в пансионе. оть самой открыть пансиончик. Троечницам не светило и это. Только замуж. А уж насколько хорошо, если перспективных, знатных-богатых мужей на всех не хватает?
Если успехи скромнее - придётся РАБОТАТЬ. Вручат аттестат "домашней учительницы", но если повезёт - можно и в пансионе. оть самой открыть пансиончик.
хм.. И сколько таких выпускниц маловато.. А не было ли способа выучится на учительницу подешевле? ведь одного смольного уж точно категорически не хватит.
Сообщение: 4408
Настроение: лучше всех
Зарегистрирован: 08.09.13
Откуда: Россия, Гатчина Ленинградской обл.
Репутация:
6
Отправлено: 30.11.22 14:11. Заголовок: Жёнское образование ..
Жёнское образование было в таком состоянии, что Смольного хватало вполне, ещё и не всё могли устроиться. Ведь в богатых семьях предпочитали нанимать француженок и прочих "мисс", а в не столь богатых мог учить и дьячок. Крестьяне же до Земской реформы не учили дочерей вообще.
А ведь был ещё и Александровский институт. Чем должны были заниматься образованные женщины - вопрос, тогда животрепещущий.
Отправлено: 01.06.23 10:41. Заголовок: Я у Чарской читала, ..
Я у Чарской читала, кроме серии "Джаваховское гнездо" (которую считаю гимном настоящей женской дружбе), "Сибирочка", "Лесовичка" и "Волшебной сказки" ещё повести "Сестра Марина" (о молодой дворянке, которая захотела стать и стала сестрой милосердия) и "Люсина жизнь", сборник рассказов "Во имя любви. Рассказы о женском сердце". Из последнего сборника понравился рассказ "Не ко двору", захотелось быть похожей характером и судьбой на главную героиню, Ирину Звягину. Она не могла быть равнодушной к несправедливости.
Valentine, "Джаваховское гнездо" включая "Вторую Нину"? У меня именно с этой книги началось знакомство с Чарской, причем это было старое, дореволюционное издание. Нина стала одной из любимейших героинь детства.
Отправлено: 12.06.23 11:11. Заголовок: Valentine, я сильно ..
Valentine, я сильно подозреваю, что многие из тех, кто упрекает Чарскую в "сентиментальности и слезливости", ничего из этих книг даже не открывали. Довольно трудно назвать слезливыми книги, где Нина Бек-Израиль троллит светских барышень разговорами о хорошем жеребце, а Лесовичка без лишних слов выносит за окно достающего ее парня)
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 29
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет