Отправлено: 26.02.14 21:44. Заголовок: Александр Дюма.

Три мушкетёра.

Не просто книга - веха жизни, не просто книга - эпоха. Безо всякого преувеличения это была книга - вторая жизнь! Читая и перечитывая, пересматривая фильм (франко-итальянский) по многу-многу раз, без конца обсуждая и иллюстрируя, усердно размахивая лёгкими спортивными рапирами, мы буквально жили в двух параллельных мирах. В своей скучной школьно-домашней обыденности - и в дерзком, галантном, благородно-возвышенном семнадцатом столетии.
Простительное заблуждение для тех, кто прочёл Дюма раньше, чем Мольера!
Но всё же - чем объяснить любовь, столь бурнопламенную?
Оценивать политические симпатии господ мушкетёров, или давать их поступкам юридическую оценку - такое и в голову не могло прийти. Герои были просто идеальными!
Или всё же не совсем? Ведь "идеальные образы" должны быть непроходимо скучными? А здесь так легко вообразить себя "внутри" романа, одним из героев! Кем?
При первом знакомстве, конечно же, д*Артаньяном!

Ближе всех по возрасту и по ощущению жизни, как сплошной череды новостей, испытаний, возможностей. Ему 18 лет, а значит (по нашим тогдашним понятиям), он только что окончил школу, и вот - взрослая жизнь. Работа (шпагой). И все его беспричинные вроде бы поединки совсем не казались глупыми - это были ежедневные экзамены, которые герой устраивал сам себе. И не просто выдерживал, а сдавал блестяще!
Прочтёшь второй раз, повнимательнее-повдумчивее, - акценты чудесным образом сместятся. И ты уже Арамис.

Драки для доказательства собственной храбрости - пройденный этап, а должность дворцового охранника - совсем не предел мечтаний. Правда, фразы типа "в мушкетёрах я лишь временно" воспринимались едва ли не как готовность изменить дружбе, но ведь Арамис единственный, кто поставил перед собой цель - и движется к ней. Учится! И пишет стихи. И любит. Совсем не напоказ, не хвастаясь очередной "победой". О его любви друзья и узнали-то случайно...
Примерить на себя роль Атоса в 14 лет куда сложнее. Ведь он старше всех остальных не только годами.

У него есть "прошлая жизнь", тайна, завесу которой он едва приоткрывает. Актёр в фильме изображает эту таинственность, почти не меняя выражения красивого лица и трагических интонаций, а в книге было не так! В книге как раз Атос выглядит самым неожиданным - непредсказуемым, то "почти стариком", то весёлым товарищем д*Артаньяна. То образцом благородной сдержанности, то мрачно-наглым разорителем винного погреба...
Портос? Вот на него походить, как будто, никому не хотелось - простак!

Но какие неожиданные результаты дал простой опрос (из журнала): "Кого из мушкетёров вы выбрали бы себе в друзья?" Имелось ввиду, что только одного. И почти все, весь класс, выбрали именно Портоса! Вдруг стало очевидно, что добрый, бесхитростный великан в чём-то сродни былинным богатырям. Тот, кто всегда готов подставить плечо (и какое плечо!), тот, кто никогда не заподозрит в лукавстве тебя. А что любит прихвастнуть - что за беда, стоит ли разоблачать столь невинное хвастовство? И к тому же, заметьте, только у Портоса слуга - скорее, друг, чем слуга.
А главное - "великолепная четвёрка" - это нечто большее, чем просто сумма персонажей. Это как будто целое, самостоятельное существо, в котором каждый, при всей разности характеров, идеально дополняет друг друга. "Друзья, готовые пожертвовать друг для друга всем, от кошелька до жизни"...
Есть у нас такие друзья? Умеем мы сами быть такими друзьями?

И что ещё было очень важно - кодекс чести. Кодекс конфликта, понятие о тех рамках, за которые нельзя выйти ни в коем случае. Можно убить, но нельзя оскорбить. Нельзя!
А мы были вынуждены глотать оскорбления каждый день (школа!). И выстраивали свой, внутренний мир. Да, с идеалами, вычитанными из книг, но всё же это были идеалы!
Честь и хвала писателю, воспитавшему понятие о чести, о самодостаточности, подарившему силы для противостояния пошлости всем, кто только потрудился прочесть его книги!

 Отправлено: 22.04.18 20:34. Заголовок: http://f5.s.qip.ru/~..

- Гори, гори ясно, чтобы не погасло! - распевают господа мушкетёры, услышав о пожаре на "Фикбуке"!

 Отправлено: 09.05.18 00:04. Заголовок: Прототип одного из ..

Прототип одного из героев культового романа Александра Дюма «Граф Монте-Кристо» не только жил на самом деле, но и родился в Гоа. Это аббат Фариа.

Помните старика-сокамерника Эдмона Дантеса, который за семнадцать лет заключения научил его иностранным языкам, истории, философии и указал, где зарыты несметные сокровища? Вот о нем и речь.



Хосе Кустодио де Фариа родился в столице Гоа Панаджи в 1756 году. К тому времени Гоа уже более двухсот лет был португальской колонией. Мать аббата была португалкой, отец Каэтано де Фариа происходил из древнего рода индийских брахманов – жрецов Шивы, однако, как и все представители гоанской элиты принял католичество. Впрочем, это не мешало ему как заниматься ведическими практиками (он был мастером йоги), так и стать священником при Церкви непорочного зачатия.


Когда Хосе исполнилось 15 лет, он отправился с отцом в Италию, где получил богословское образование. А потом они переехали в Португалию, где Фариа-старший стал ни много ни мало исповедником королевской семьи, а младший – священником при королевской церкви. Однако гоанские корни дали о себе знать, и вскоре аббата Фариа обвинили в заговоре с целью освобождения Гоа от португальского протектората. Первый срок Фариа отбывал в лиссабонской тюрьме, откуда через три года ему удалось бежать в Париж.


В Париже опальному священнику пришлось как-то зарабатывать на жизнь, и он вспомнил свои ведические практики. Открыл что-то вроде салона, где преподавал французской знати йогу. Это очень не понравилось французскому духовенству, и Фариа посадили в Бастилию. Там он просидел всего несколько месяцев, однако отсидка даром не прошла – от скуки он изобрел там стоклеточные шашки, с чем и вошел в историю. А освободила его Французская революция 14 июля 1789 года, когда народ штурмом взял Бастилию.

На свободе предприимчивый аббат сразу понял, за кем историческая правда, и стал рьяным революционером. Командовал отрядом санкюлотов - вооруженных бедняков. Потом переехал в Марсель, где увлекся научными экспериментами первого в мире гастролирующего гипнотизера Франца Месмера. Тогда слова «гипноз» еще не было, свои способности Месмер называл «природным магнетизмом». О нем говорили как о волшебнике, который может заставить любого почувствовать жар или холод, услышать шум волн и все такое. А Фариа, потренировавшись у Месмера, соединил полученные знания с ведическими и стал отцом современной гипноз-терапии. Говорили, ему было достаточно взглянуть в глаза человеку и сказать «Спи», и тот засыпал. Только Фариа, в отличие от своего учителя, применял гипноз для других целей – лечения помешательства, извлечения глубоких воспоминаний, избавления от депрессий и так далее. Очень скоро он превзошел своего наставника, и о нем заговорили далеко за пределами Франции.

И вот тогда его посадили действительно в замок Иф, как описано у Дюма, и он на самом деле просидел в одиночной камере 17 лет. Зато он написал там книгу, которую до сих пор изучают студенты медицинских вузов, - «О причине ясного сна». Проще говоря, учебник по диагностическому гипнозу.

Во Франции о нем сложено множество легенд, неудивительно, что Дюма заинтересовался этой выдающейся личностью. Например, про него говорили, что в тюрьме он развлекался, вводя в транс надзирателей, и спокойно гулял по всей территории замка. Но бежать не мог, так как был уже стар, а замок Иф, как известно, находится на острове.


Из тюрьмы вышел глубоким стариком, последние годы прожил в деревне, работая сельским священником. Умер в 1819 году.

А в 1945 году на его родине в Панаджи ему поставили памятник: высокий монах простирает руку над загипнотизированной женщиной.


Памятник является одним из главных символов столицы Гоа и популярным туристическим объектом.

 Отправлено: 24.05.18 14:50. Заголовок: Под катом история Ма..

Под катом история Маргариты Готье - "Дамы с камелиями". Той, которую обессмертил Александр Дюма - младший. А потом и Джузеппе Верди в опере "Травиата".

Скрытый текст

Романтичный образ Маргариты Готье из романа Александра Дюма-младшего «Дама с камелиями» до сих пор пленяет сердца читателей. Прототипом одной из самых дорогих куртизанок Парижа стала Мари Дюплесси – юная жрица любви, поклонниками которой были и сам Дюма-младший, и композитор Ференц Лист, и много других «сливок общества» мужского пола. Но хотела ли она такой судьбы для себя? Ступить на продажный путь Розе Альфонсине Плесси (таково настоящее имя Мари) пришлось еще фактически ребенком – в 14 лет, хотя по меркам 19 века она ребенком уже не считалась и могла выйти замуж. Именно этого она и хотела, поэтому в 13 лет закрутила любовь с парнем, работавшим на ферме в деревне, где она жила с отцом-пропойцей и младшей сестренкой. Мать Альфонсины уехала в Париж в надежде заработать, когда девочке было всего пять лет, и там умерла от чахотки. Поэтому единственным выходом из ситуации девушка видела только замужество с приличным человеком, пусть даже бедным. Молодой фермер, на которого она питала надежды, оказался совсем неприличным. Поразвлекшись, он не просто бросил девушку, он опозорил ее на всю деревню. Отныне дорога к замужеству даже с самым последним нищим была для нее закрыта. Отец Альфонсины втайне радовался «падению» дочери: по его мнению, все женщины были рождены проститутками, а раз так, то дочь теперь просто обязана начать содержать семью известным всем способом. Возразить Альфонсина не успела: папаша незамедлительно продал ее за долги местному трактирщику. «Отработав» папенькины задолженности, девушка, в надежде найти приличную работу, сбежала в Париж. Но и там ее не ждали. Никто не хотел брать на работу худенькую, болезненного вида особу, которой даже нет 15 лет, и которая от любой физической нагрузки могла просто умереть. Правда, быстрее она бы умерла от голода, если бы не решилась от безысходности вернуться в «профессию». И первыми ее клиентами стали бедные студенты. Они платили ей сущие гроши, но она хотя бы перестала голодать. Чтобы найти более состоятельных поклонников, нужно было как минимум приличное платье, в котором не выгонят из достойного общественного места. И Альфонсине улыбнулась удача: она приглянулась хозяину одного из ресторанов, куда зашла в надежде кого-нибудь подцепить. Ресторатор не только одел и обул девушку, но и снял для нее шикарную квартиру, куда и наведывался время от времени. Именно тогда Альфонсина и взяла себе звучный псевдоним – Мари Дюплесси. Она уже знала, что хочет большего. И знала, как это все получить. Следующим ее любовником стал граф де Гиш, с которым она познакомилась в Опере. С этих пор Мари перестала себе отказывать абсолютно во всем. Одежда от самых дорогих парижских портных, редкие духи, горы драгоценностей – все это у нее было в избытке. А еще она до безумия любила цветы, особенно камелии, потому что они не пахли. Стоимость «общения» с ней стремительно росла, но это не останавливало поклонников. Причем, многие желали именно общения, так как видели в ней чувствительную, душевную, романтическую натуру, что было не свойственно куртизанкам, ни дорогим, ни дешевым. Восхищался ею и тогда еще юный Александр Дюма-младший. Он был ровесником Мари, и он сочувствовал ей. Казалось, он один понимал, что толкнуло девушку на этот скользкий путь. Ей так хотелось любви и искренних чувств, что увлечение ею Дюма она приняла за любовь. Но он оказался неспособен вырвать ее из этой жизни, хотя и дико ревновал. Мари была разочарована. К тому же она заболела чахоткой. Но даже во время болезни она успела дважды увлечься: композитором Ференцем Листом, в которого влюбилась за талант, и графом Эдуардом де Перрего, который сам был влюблен в Мари настолько, что даже женился на ней. Правда, брак был гражданский, без венчания, и заключен он был в Англии. Но по возвращении в Париж выяснилось, что при регистрации были допущены многочисленные нарушения, и брак сочли недействительным. Оскорбленная Мари навсегда распрощалась с графом. Умирала она в одиночестве и практически в нищете. Ей было всего 23 года… © Biografia.Ru, 2018 г.

Печальная история бедного мальчика (не может потратить на "любовь" более 3 тысяч, а ей надо не менее ста тысяч), и бедной девочки, больной туберкулёзом. ЭТО не лечили, и Маргарита понимала, что проживёт ещё года три, не более...



Даже и не слишком сентиментальному читателю захочется всплакнуть над этой "обыкновенной историей". Почему же Лев Толстой умолял свою Софью Андреевну ни в коем случае этого не читать? Почему даже вслух произнёс, что опасается за её нравственность? Неужели боялся, что эта мать-героиня научится... считать? Не просто считать деньги, а просчитывать свою жизнь на несколько лет вперёд?

Маргарита считать умеет. Как бы она не относилась к милейшему поклоннику, но не может же она завести себе 50 таких мальчиков? Обеспечивать её должен тот, кто может тратить на неё минимум 50 тысяч в год. Сто - ещё лучше. Правда, тогда кормильцев должно быть двое. А Александр (Арман в романе) обязан исчезать, как только карета одного из кормильцев покажется на горизонте.
Но жалеть себя она не позволит. После её смерти все так называемые приличные дамы передерутся из-за её мебели, платьев, гребешков, шпилек, безделушек: ведь всё это - произведения искусства музейного уровня. Свои немногие годы Маргарита прожила со вкусом.

Если бы автор на этом поставил точку - получилась бы ещё одна "Молль Флендерс". История содержанки. Но здесь - чудо всё же произошло. Не думая об упущенных деньгах, Маргарита уезжает с Александром в деревню. Отдохнуть от суеты, от притворства, от роли, в которую вжилась - но счастливее от этого не стала.



Одно лето, лишь одно лето они были счастливы.

 Отправлено: 01.06.18 08:56. Заголовок: Сценка из жизни като..

Сценка из жизни католического монастыря. Воспитание "миледей"!



Захочется сбежать? То-то же.

Скрытый текст

Обратите внимание - никаких нижних штанишек. Девочкам они не полагались. Только дамам, да и то не всем, а... доступным. Вот виделось в батистовых панталончиках что-то сверх-пикантное!

 Отправлено: 11.06.18 09:50. Заголовок: В разделе "творч..

В разделе "творчества" совершенно потерялись несколько рассказов потому, что оказались там разорванными на куски из-за глюка в настройках. Перенесу сюда.

Развлеку единомышленников очередным измывательством над бедными мушкетёрами!


ПУТИ К СЧАСТЬЮ.

Имеется ввиду, что в конце будут счастливы все. Каждый - счастьем, ему доступным.

Сначала придумался комикс - потом расширенные подписи под картинками, более похожие на связный рассказ.

Что ж, пусть нескладуха живёт здесь, а комикс - это можно и потом.

Скрытый текст

*** Кэтти - персонаж, который не особо влияет на сюжет. Очевидно именно поэтому сколько режиссёров - столько разных Кэтти. От инфантилки на грани слабоумия - до умницы, сумевшей ни в чём не замараться. От влюблённой девочки - до хитрой стервы. А почему бы не предположить, что простодырая служанка тоже способна... взрослеть? *** - Сдохни, падаль, как падаль! Палач не крикнул это, а процедил сквозь зубы. Как бы не услышали... Меч со свистом рассек воздух - и до половины ушёл в размокшую землю. На земле остался белокурый локон. Точнее - клок, уже ничем не напоминающий чудо парикмахерского искусства. Широкий взмах плаща - и последнее, что видит миледи - поросший шерстью кулак. Размером с кувшин. Удар - темнота. Но сознание брезжит... Краткий взлёт, падение, всплеск... - Нет!!! - пытается крикнуть она, но не слышит своего голоса. Удушье, судороги, тьма... Но тело ещё борется. Рвётся вверх. К жизни. *** В чувство её приводит холод. Гнусный, липкий, мокрый холод. Но, приоткрыв глаза, она зажмуривается изо всех сил: ведь то, что она увидела, правдой быть не может. Не может! Ей показалось, что над ней склонилось озабоченное личико её беглой камеристки. Кэтти. - Я умерла? Я в аду? - пытается произнести она, но изо рта вылетают не слова, а ошмётки какой - то зелёной дряни. Ряски. *** Утро, солнце, хижина, жарко натопленная печка. Сухая постель... вот только вместо одеяла - два плаща. А вчерашнее платье сохнет на верёвке, заботливо натянутой под низким потолком. И как ни зажмуривайся, нелепое видение не исчезает: Кэтти! А может, ничего и не было? Ни гасконца, ни милого братца, ни чудовища - графа? Кошмар, бред? - Ты... как... ты? - шепчет она, плохо повинующимся языком. - Я... я узнала - и к вам... опоздала всего на час. Но всё же успела, всё же вытащила... Ни одного вопроса миледи больше не задаст. Девчонка сама всё расскажет - а госпожа попытается понять, что же ей пригрезилось - а что действительно было. *** - Понимаете, госпожа, она ведь - ни для чего. Просто ей так интересно - господина кардинала дураком выставлять. А как только он почует неладное - так удирать. И вовсе она не служит королеве, а подводит королеву. Дразнят господина кардинала вместе, а потом мадам де Шеврез сбежит - а королева - то сбежать не может! Плачет, на коленях ползает - просит вернуть ей подругу, а эта подруга - над ней смеяться начинает, как только от Парижа отъедет!Ну как так... я же всё-таки католичка. Лучше уж буду другом кардинала при вас, чем врагом - при ней! - Де Шеврез... при чём тут... Имя было произнесено - и Кэтти залилась краской - сейчас скажут - предала спасительницу! Но миледи думала не о камеристке: - Арамис... он? - Да... господин Арамис нашёл мне это место. - Она его любит? Любит?! - Вы думаете? - Кэтти совершенно растерялась, - не знаю... Мадам никогда не упоминала его при мне. Хотя... деньги в Париж посылала. С нарочным. Говорила: "Поэту за стихи". Он пишет стихи, не знаете? - Узнаем. Ты узнаешь. - Так я могу остаться?! - Ну раз мы обе пострадали от одного гасконца... Слёзы в глазах Кэтти вдруг высохли. И взгляд стал таким жёстким, какого госпожа у неё никогда и не видела: - Я надеялась застать его одного. Но он всегда с компанией. Всё равно выслежу. Вот... И достала из плетёной корзинки огромный кинжал. Миледи слабо улыбнулась. - Взрослеешь, девочка, но медленно. Забудь. Наша месть будет безопасной для нас. Продуманной. И очень - очень изощрённой. *** Париж. Вот уже который день Кэтти сидит у окна, выходящего прямо на калиточку, ведущую в укромный садик. Одевать - причёсывать госпожу может кто угодно, а следить за посетителями Арамиса... Тюль на окне делает её невидимой - а она-то видит всё. И даму в домино, совершенно скрывающем лицо, и возмущенных лавочников, размахивающих долговыми расписками (ясно - красавчик в денежных затруднениях), и того, кто вызывает нервную дрожь - гасконца! Сидит у приятеля уже больше часа. Но не его ждёт бывшая субретка, не его... Наконец... неужели? Сгорбленный нищий, которого, однако, трудно не узнать, подходит к калитке, на всякий случай ещё раз оглядывается, и лишь убедившись, что на улице никого - входит. Кэтти с трудом сдерживает смех: не в таком наряде этот гордец крутился возле герцогини! Там ему были наряды - не наряды, камни - не камни, и горба - то не было! Пристегнул фальшивый? На что не пойдёшь ради благосклонности красивейшей дамы Франции! Деньги привёз?! Точно! Не проходит и пяти минут - лакей радостно бежит в ближайшую лавочку. Возвращается с полной корзиной. А "нищий" так и не вышел. Может, перемахнул через забор в саду? Проходит полчаса, час. Когда же продолжение? Забыв об осторожности, Кэтти отдёргивает занавеску, словно надеясь разглядеть, много ли денег прислала герцогиня - и... видит выходящего из калитки гасконца. Поспешно отскакивает вглубь комнаты. Заметил?! Бежать?! Нет, бежать поздно - знакомые шаги на лестнице. Скрип соседней двери, чей - то возмущённый вопль... ошибся дверью. Сейчас войдёт сюда. Спрятаться? Куда?! Вопль в коридоре: - Где ты, птенчик, где ты, любименькая?! "Любименьких птенчиков" обычно не убивают... Дверь распахнулась - и в проёме, как в раме, картина: помятое - подпитое существо с торчащими усами. Как он ещё недавно казался пределом мечтаний? - Спасительница ты наша! Впервые за неделю наелся - напился благодаря "гонорару за стихи!" Наблюдаешь, стало быть, дошло ли послание госпожи по назначению? А себе что-нибудь отщипнула? Да зачем тебе, ты и так не обижена - вон, какая пухленькая - сытенькая, персик ты мой! Уфф... Для господина д*Артаньяна она всё ещё служанка герцогини де Шеврез. Знал бы он, кто теперь её госпожа... А о пропавшей без вести служанке герцогиня в письме к "поэту" не напишет! И она скромненько опускает глаза: - Ах, сударь... как же можно так шумно... Секрет ведь, сами понимаете. Только скажите... а господин Арамис и впрямь сочиняет стишки? - Поэт, да ещё какой! Как начнёт читать, что понаписал - так только держись... жизнь коротка, и можно помереть раньше, чем закончит! - И... любит госпожу? Бедный... - Что, малютка, за старое принялась? Сейчас скажешь, что госпожа - то его совсем не любит? - Да нет, как - то любит, если немножко балует, сами видите. Его - немножко, других - побольше и почаще. Но меня уже ждут. Кто? А тот, посыльный. Нам же возвращаться вместе! Метнулась к двери, но обернулась: - Ах, как я невежлива... не спросила, как живы - здоровы ваши друзья. Господин Атос? - Служит теперь под моим началом, я же теперь лейтенант! - Ой! Как это мило! А господин Портос? - Женится скоро, что с него возьмёшь! - Поздравьте его за меня! Ой.. кто я такая, чтоб от меня поздравлять.. но всё равно я очень рада! Даже и в подпитии д*Артаньян не мог не проследить, куда побежала девчонка. Пробежав через три улицы, она впорхнула в карету без герба - и гасконец уверился, что едет к герцогине - с такими - то удобствами! Карета покатила куда - то за город. И точно, по направлению к Туру. Не проник его взгляд в тёмную глубину кареты, в которой сидел отнюдь не "нищий". Белокурая дама в полумаске, выслушав рассказ, вздохнула: - Попадаться на глаза - оплошность. Но в общем - молодец. Мы узнали достаточно.

Продолжение:

Скрытый текст

Шли годы - но лейтенанту д*Артаньяну казалось, что жизнь остановилась. Казалось бы, если бы не жил от жалования до жалования... Лейтенантского жалования! Всего лишь лейтенантского. Почему, ну почему его не повысили после отставки де Тревиля?! Где ж ему было догадаться, что наглость миледи значительно поубавилась - и она больше не просила в качестве награды головы гасконца. Скромненько подсказала оставить его в пожизненных лейтенантах. И друзья остались в прошлом. Арамис вот даже не простился, не позволил себя проводить - просто однажды д*Артаньян нашёл его квартирку опустевшей. А накануне - сам видел - Арамис... изрезал на кусочки свой мушкетёрский плащ. И шпагу сломал! Молча. Страшно. Нет, не причитал, как прежде: "Люди-призраки, мир-склеп, любовь - гадость". Тогда это было так... приступ меланхолии. А вчера - приступ безумия. Друзья подняли на ноги всю округу, пытаясь выяснить, куда исчез мушкетёр - ведь даже Тревилю не доложился!. Но - никаких следов безумца. И в Сене искали - увидали в воде его шляпу... Потом всё же дошла весть из неприметного монастыря. Нашёлся. Д*Эрбле - вот как, оказывается, его звали. Из - за этого переполоха даже не удалось толком погулять на свадьбе Портоса: венчание, больше похожее на похороны - и всё. Уехали. Конечно, Портос устроит в имении пирушку, и пригласить найдёт кого. Но лейтенант не поедет - не отлучишься, а Атос... он не поехал, ничего не объяснив никому. Но от внимания гасконца не ускользнула кислая гримаса : "Фи".. Хуже всего с Атосом. Он рядом, он исправно является на службу, но... Его, такого представительного, такого аристократичного, уже не пытаются ставить на пост у королевских покоев. Мутный, потерянный взгляд, нетвёрдая походка, опухшее, оплывшее лицо, в котором не каждый разглядит недавнего полубога. И запах, чёрт побери! Несмотря на все старания верного Гримо - запах... "Вельможа" является на службу, опираясь на плечо своего начальника - и надо видеть, как лейтенант заботливо прислоняет подчинённого к стенке в неосвещённой нише... некоторые замечали. И что Атос мог объяснить?! Если до той проклятой ночи на речке Лисс жена являлась ему лишь во сне, то теперь... то услышит её голос, играющий эхом в коридоре Лувра, то явится сама - призраком! Зеркала в соседнем зале стояли в тот день как - то не так, но это, как оказалось, обстановку меняли. А один раз даже появилась в полночь в окне - а он и выстрелить не смог. Утром заподозрил неладное, пошёл осматривать дерево за окном - а на толстом суку ржавый блок. Ржавый. Ещё строители оставили. Можно ли на нём поднять человека? Можно, но зачем призраку блок - сквозь стены проходит! Если уж раз он проснулся с белым локоном в кулаке... А уж случайно забытая ленточка на полу - это не раз и не два! Написал Винтеру. Осторожно, намёками. Просто чтобы узнать, как он-то? И получил ответ такой, что заперся с бутылками надолго: "Друг мой, мне пришлось признаться на исповеди, отдать кучу денег на монастырь, а уж свечек переставил... и что вы думаете? Её портрет появился прямо над моей кроватью! И никто не знает, откуда!" Оба родственника должны были окончить свой век в состоянии... бывшем. Бывших людей. Миледи казалось, что это - лучшая месть. Жаль только, что безумные, похоже, счастливы - для них ненормален мир. Но пока они способны что-то сознавать - мир для них будет адом. Таким же адом, каким стал для неё с тех пор, как её ребёнок исчез. Бесследно. *** - Пора кончать. Пора с ним кончать. Иначе - никакой своей жизни. Миледи говорила сама с собой - так что возражать ей было некому. Некому даже уточнить, с кем это "пора кончать". Граф не просто забросил охоту и распродал свору борзых - он теперь и близко к лесу не подходил. После того, как во время невинной прогулки услышал ТУ САМУЮ песню, которую некогда напевала ему девушка с "кипящим умом, умом поэта". Но сегодня утром он куда - то сорвался из замка в сопровождении одного лишь Гримо. Догнать и покончить с этим - ведь даже самая опасная и самая увлекательная игра может надоесть - за пять-то лет... Кто бы мог подумать, что погоня окажется столь утомительной, что погода испортится, и на смену ясному дню придёт столь серый, мокрый вечер? Что единственным встреченным на пустынной дороге человеком окажется деревенский кюре? - Святой отец, где можно переночевать двум усталым путникам? Кюре поднял глаза на двух молодых господ, едва не падающих с коней от усталости: - Предложил бы свой дом, во-он тот, у озера, да там уже двое таких же... - Ох, нам лишь бы под крышу... спасибо! У сеновала возился с конём сухопарый мужик. Едва взглянув на него, Кэтти схватила за руку свою госпожу: - Он! Гримо. Мы их всё - же догнали! - Гримо тебя не знает? - Нет. Я его видела лишь раз - а он тогда на меня и не взглянул. - Рискнём. Заговори с ним, а остальное предоставь мне. Домик, разгороженный на два клетушки, оказался ничуть не роскошнее крестьянского "шато". Единственная претензия на "приличность" - камин, в котором ещё тлели угли, словно подмигивая ночной гостье. Озорно подмигивая! Словно приглашая созорничать. Словно спрашивая: не забыла ещё, на что способна? А ОН-то подзабыл, как ЭТО и делается... - Сударь... можно разделить с вами ночлег? Тысяча извинений, но больше здесь негде укрыться... Она произносит это громким шёпотом, чтобы не вырвалась ни нотка голоса. И сонный голос отвечает: - Кровать здесь только одна, но просторная. Устраивайтесь, сударь, если не помешаю... И через секунду - снова сонное сопение. Ох, благоверный, и покажу же я тебе сейчас "сударя"! Много, много лет спустя, вспоминая о той ночи, Атос скажет: "Священник не был святым Амвросием, а госпожа де Шеврез была прелестна". Он всерьёз решил, что его приняли за хозяина домишки. Священника. Но почему "госпожа де Шеврез"?! Едва пробился в окошко грязно-молочный рассвет, граф начал одеваться. В полутьме. И миледи, не успев улизнуть, просто... спряталась под одеяло. С головой. Благородный рыцарь не сделал попытки разглядеть ночную фею - пощадил её инкогнито. Но выйдя в комнату с камином, он замер. И, обойдя несколько раз вокруг "юного кавалера", прикорнувшего в кресле, беззвучно рассмеялся: "Крошка Кэтти! Та самая, которую Арамис отослал к кузине - белошвейке!" Можно ли было теперь усомниться, что до него снизошла подруга самой королевы, бегущая от гнева кардинала, не разбирая просёлочных дорог? Одно как - то неблагородно получилось: допустимо ли так вот породниться с Арамисом по общей любовнице? Тайна от друга - это ... фи-и-и. Низко. Впрочем, если с ним не встречаться - не узнает. *** Прошёл год. Ровно год. - Что же это со мной было?! - кусала губы миледи, - неужели я оказалась настолько ... бабой? Раулька, замолчи! Но Раулька и не думал молчать. Хныкал и хныкал, призывая кормилицу. Только отпусти эту курицу - полдня потом не увидишь... Оставить с ней ребёнка? Ну нет, это уже проходили... А что делать? Хороша леди Винтер с ребёнком ла Фера... - Госпожа, а что если... Кэтти словно читала её мысли. И явно что - то придумала, но высказать не решалась. - Что "если"? Говори, может, хоть что - то дельное придумаешь.. - Что если отдать его отцу? И тут Кэтти заговорила так торопливо, словно боялась, что не дослушают: - У него же никого, совсем никого. Неужто не обрадуется сыну? Подкинуть! С запиской! Да не в замок, а в тот домишко! Никаких имён, просто дату, когда мы там... вы там... поймёт, что он - отец, а кто мать - пусть гадает! Вообще - то он думает, что угадал. Я вам не сказала... но он увидел меня. И узнал. Они же всё ещё думают, что я так и осталась у герцогини де Шеврез! Миледи слабо улыбнулась: - Меня можно перепутать с Шевреттой? - Ночью все кошки серы... ох, простите. А господина Рауля я подкину сама. Сама и слух распущу, чтоб до графа дошёл! - Это что же получится... Он не будет знать, что сын законный? Будет вынужден объявить его приёмышем? Воспитанником?! Ой, девочка, да можно ли придумать месть, более изощренную?! - Вот только... сами-то сможете довольствоваться лишь слухами о том, что жив - здоров? - Смогу ли?! Слухами о случайном ребёнке? Мне бы хоть какой слух о ребёнке желанном. Любимом! И вскоре вся округа судачила о неслыханном происшествии: нивесть чьего подкидыша забрал сам граф. И при этом его светлость заливался слезами! И кормилицу тут же нанял - из деревенских. С которой Кэтти уже успела перекинуться парой слов. Она - то через годик и рассказала, как его светлость самолично учит ходить своего воспитанника: сразу - на каблуках и со шпагой. "Это - чтобы с рождения сознавал, что он - дворянин. Совершенный!" *** Шли годы, и юный виконт де Бражелон становился всё совершеннее и совершеннее. Усовершенствовав своё создание не хуже, чем Пигмалион - Галатею, граф решил, что - пора. Пора показать его маме - кукушке. И оба предстали перед бывшей "Марией Мишон, кузиной - белошвейкой". Герцогиней де Шеврез, подругой самой королевы. ... - и когда две беглянки, застигнутые непогодой, постучались в дом местного кюре... - Как интересно! Продолжайте, сударь, продолжайте! - ... - и пришло в голову Марии Мишон, прелестному сумасбродному созданию, соблазнить священника... - Чего только не узнаешь об этой сумасбродке! - Воспоминания о той ночи умрут только вместе со мной! - Так "священник" - это вы? Повезло этой Мари Мишон, повезло! Если бы только хоть на минутку эти двое могли проникнуть в мысли друг друга! Герцогиня откровенно забавлялась рассказом об очередном "своём" постельном подвиге. Сколько таких легенд наслушалась она за свою жизнь - но эта оказалась одной из самых пикантных. Граф же не мог скрыть восхищения "настоящей герцогиней" - изысканной, ироничной, а главное, обладающей таким самообладанием, до какого было далеко и "первой даме провинции". Вот, что значит кровь и порода! - И что же, вы никогда не возвращались в то благословенное селение? Хотя бы ради воспоминаний? - Вернулся ровно через год. Продолжить ли мой рассказ? - Не будете же вы столь жестоки, чтобы оборвать его на самом интересном месте? - Не буду. Меня привёл в Рош-Лабейль слух о подкинутом младенце. Моё подозрение превратилось в уверенность, когда в роскошных пелёнках я обнаружил кошелёк золотых - истинно герцогское приданое. Но главное - записка. Предельно краткая. "11 ноября 1633 года". - Хотите сказать - сын Мари Мишон? Или дочь? Вот это да! Вот это актриса! - Дочь? Признаюсь, вы заставляете меня задуматься, что бы я делал с дочерью, будь она даже похожа на свою мать (лёгкий, но очень - очень почтительный поклон). Наверное, её уделом стал бы ближайший монастырь. Но к счастью - сын. В которого я вложил всё, что мог. Воспитание отца, помноженное на достоинства матери, создало лучшего из дворян, какого только может породить наше оскудевшее время. - О, как бы я хотела увидеть столь совершенное создание! Он здесь? Не говоря ни слова, граф вышел в соседнюю комнату, и через минуту вернулся, пропустив впереди себя столь хорошенького, столь изящного подростка, что герцогиня не смогла сдержать восхищённого вздоха. Каштановые кудри, глазищи, личико, ручки - ножки, гибкий стан... а главное - ответное восхищение в его взгляде: - Граф! Не сама ли это королева!? Герцогиня поняла, конечно, что её приняли за мать этого ангелочка со шпагой. Поняла она и то, что ей предстоит самое забавное приключение в жизни: соблазнить одновременно и импозантного графа, и его желторотого сынишку! И разгадать: как же за неё могли принять какую - то другую авантюристку. Кто она? - Ах, виконт... хоть я и не королева, но готова сделать для вас всё, что вы заслуживаете... а что, Бражелон - и в самом деле прелестное местечко?

Скрытый текст

Неспешный век - письма шли месяцами. Лишь осенью получила миледи письмо о новостях Бражелона. Да и как письмам доходить скорее, если Люсиль - бывшая кормилица виконта, давно разжалованная в горничные, выбиралась в ближайший город не чаще трёх раз в год? На почте её ждала золотая монета! Но получить её плутовка могла не прежде, чем напишет письмо... к мадам Кэтти. Которую она и считала матерью подкидыша. А Кэтти аккуратно перекладывала в другой пакет - и отсылала матери. Читала, конечно. Ну что ж, единственная сообщница, оказавшаяся надёжной, имела право знать. Вот и сейчас, читая послание, миледи смеялась. Да так заливисто, как в пору беззаботного детства. Ведь это же было вдвойне смешно - представлять, как ЭТО могла читать её бывшая камеристка! "... и когда её светлость герцогиня уезжала, его светлость граф был вроде как не в себе: глаза дикие, сам бледнее покойника, и даже нечёсаный - и Гримо-то к себе не подпустил. А герцогине это было забавно - всё платочком ему махала из кареты. Платочек такой красивый, батистовый. Виконт ничего понять не мог, а только простился с герцогиней без сожаления. Вежливо обещал ей писать, а сам - бегом к мадемуазель Лавальер. К обеду приехал вместе с ней, и тут такое случилось! Граф к обеду не вышел, а когда ребята пошли за ним - так и найти не могли. Кто-то шепнул, чтоб искали в погребе - так Луиза от любопытства побежала вперёд. Какой же ребёнок не любит погреба и таинственные пропадения? Открыла дверь - а там... сама-то я не видела, это уж потом мне ребята рассказали: граф сидит так, что почти лежит, и не узнаёт никого. А перед ним - пустые бутылки. Почти все, сколько их там было - пустые. Как глянул на мадемуазель, так и хрипит: - Ты? Это ты?! За мной?! - Я, господин граф... - Забыла, как меня прежде звала, ехидна? Ещё и ребёнком прикинулась... ад дал тебе новое имя, ад почти до неузнаваемости изменил внешность... Да ка - а- к кинет бутылкой! Хорошо, о косяк разбилась. Но тут господин Рауль вбежал, подхватил Луизу - и за дверь. А граф им вслед: - Есть, есть кому меня защитить от тебя, змея - сын вырос! Это уж потом ребята приставали с расспросами к Гримо - за кого ж граф мог принять мадемуазель, какая - такая блондинка его навсегда напугала? И почему он проговорился - таки насчёт "сына"? Рауль догадывался, но спросить не смел - а тут вдруг - сам граф! Известно, что у трезвого на уме... но ведь пьяным - то его никто из нас не видел! По крайней мере настолько... И вот теперь господин Рауль вернулся в армию, а граф не может и слышать имени мадемуазель Луизы. Ну ясно же, что принял её за кого-то, так извинись? Нет, словно возненавидел дитя невинное! Так с тех пор и мечется, иной раз и услышишь кое-что: "Так кого же я вырастил? Не Роаны, не Монморанси... а кто? Кто была эта тварь?!" А то и плачет: "Сына сыном назвать не могу! Ему - то каково?!" Ну моё дело - молчать да запоминать, чтобы отписать. Мне всё ж за письма платят. А жаль иной раз его светлость: отец-то он - дай бог всякому. Да что один отец, без матери, вроде как от духа святого в подоле, то есть в кармане принёс? А скажи я, что знаю - кто ж мне поверит? Да и что я знаю? Имя ваше только, да ещё помню, что точно не блондинка. Может, хоть к зиме из запоя выйдет? Отпишу. Остаюсь Люсиль" Представляя себе написанное, как на сцене, миледи думала, что комедия - это просто. Ничего не надо сочинять - сумей рассказать вот такое! Но и самая смешная комедия не должна затягиваться на годы... Первоначальный замысел - свести благоверного с ума - был погублен собственными руками. Или не руками, а... словом - ясно, что от бездны безумия его спас Рауль. Сын. А кто спасёт её? Кэтти эта игра давно надоела - делом занялась. Гостиничку держит. Муж неказист - но дельный. Дети подрастают. Всё у неё в порядке. И, кажется, она теперь... жалеет госпожу. Мужчины у госпожи не задерживаются, одного сына никакой надежды найти, другому - не покажешься. И что дальше? Что? - Ничего, - вслух произнесла миледи, открывая окно навстречу холодному утру, - ничего. Допьётся до логического конца. Рауль уже достаточно взрослый, чтобы распорядиться Бражелоном. Виконт... Вот только... супруг обязан меня узнать. При свидетелях! Надо успеть. И заехав по пути за верной Кэтти, миледи отправилась в Бражелон. Страх остался где - то в далёком прошлом. Та "леди", которая трепетала при одном упоминании имени графа - вешателя... да полно, она ли это была? - Теперь я явлюсь к нему спасительницей! - уверяла она Кэтти, - узнает, наконец, мученик, что сын у него - законный! *** Увы, вот что значит - неспешный век! Прибыв в родовое гнёздышко, они с изумлением узнали, что Его светлость по призыву своего друга - аббата, ринулся на помощь благородной и несчастной королеве Генриэтте! При этом он рассуждал вслух: - Может, именно для этой высокой миссии я и рожден?!

 Отправлено: 11.06.18 09:58. Заголовок: (разорванный рассказ..

Скрытый текст

*** Решение созрело мгновенно. Засвидетельствовав своё почтение местному кюре (который с перепугу начал плевать через левое плечо, и не успокоился, пока миледи не взяла его за руку), а также ближайшим соседям (их пришлось заверить, что её пропажа была ничем иным, как выполнением секретнейшего задания за границей), графиня произнесла, говоря словно сама с собой: - Осталось выяснить, для какой миссии рождена я. Найти благоверного в Англии. Кэтти, поедешь? - Да как же я... Разве только моему благоверному скажете, что можно у вас подработать? По старой памяти? И уже через две недели некая дама, судя по всему, знатная, остановилась в лондонской гостинице "Лев и кастрюля". Весь коротенький зимний день она писала письмо, рвала и снова писала - видно, не находила слов, достаточно убедительных, чтобы передать свою взволнованность. И кажется, вовсе не горела желанием отправляться на поиски графа. Когда Кэтти решилась подсказать, что граф, уж верно, где-то возле пленного короля, госпожа посмотрела на неё взглядом, исполненным недоумения. Словно хотела сказать: "Что мне за дело до этих господ?" - Но вы же приехали его искать? - Полагаешь, меня никто, кроме графа, в Англии не интересует? Кэтти прикусила язык: как же, в самом деле, она могла забыть? Значит, госпожа всё ещё надеется найти сына. Но кому же можно об этом писать? Любопытство - страсть непреодолимая. И чуть наклонившись через плечо госпожи, Кэтти прочла надпись на конверте: "Господину Кромвелю, командующему армией английского народа". *** 29 января 1649 года, когда нервное напряжение обитателей Уайтхолла (как и всего Лондона, как и всей Англии) достигло предела, в бывшей королевской резиденции появилась неожиданная посетительница. Письмо в её руках свидетельствовало о том, что на личную встречу с командующим она не очень рассчитывает, но просьба в словах и во взгляде... Охране не положено быть доверчивой, но хрупкая блондинка не внушала опасений. - Как о вас доложить, миледи? Неужели? На такую удачу она не смела и надеяться! - С вашего разрешения представлюсь сама. Кабинет, отделанный морёным дубом, камин, стол размером с небольшое поле... Рыжеватый джентльмен (да какой там "джентльмен! Просто мужик) поднимает на неё тяжёлый взгляд. Мгновение - и взгляд становится любопытным. И наконец - изумлённым! - Милорд... я к вам с последней надеждой... - Леди... Винтер? Теперь изумлена она: - Вы... узнали меня? Видели раньше? Неожиданно взгляд прославленного полководца становится озорным. Словно приподнялась маска государственного мужа - и из-под неё выглянул мальчишка: - Вот это позвольте мне не объяснять. Пока. Вы питаете "последнюю надежду" найти ... сына? Волнение лишило её возможности произнести хоть слово. Молча кивнула. - Очень не вовремя, но что поделаешь? Все мы делаем, что можем, и когда можем... Если всё пойдёт по плану, обещаю вам. - Боже... когда?! - Завтра. Не позже полуночи. Куда за вами прислать карету? В глазах его плясали искры - как у человека, предвкушающего зрелище, необычайно забавное. Но усомниться в его словах было невозможно. *** Миледи не помнила, как вернулась в гостиницу. Она не ответила на безмолвный вопрос Кэтти - не потому, что не хотела, а просто... поверить в то, что НАШЛА, она ещё не могла сама. Почти нашла... И когда ровно через сутки у порога остановилась невзрачная карета, она не раздумывая (но не забыв взять с собой Кэтти) позволила усадить себя - и повезти. Тёмными узкими улочками - на пустырь. К одиноко стоящему домику. А в это время... *** - Выследил я его, выследил! - уверял д*Артаньян своих друзей, - негодяй в мышеловке! Как не затравить окруженную дичь?! - Убежала ваша дичь, - флегматично отозвался Атос, - да и нам пора в порт. - Даже если "убежала" - за ним проследит Гримо, я же его там оставил! И Мушкетона! И вот уже "охотники", стараясь не производить и лишнего шороха, подсаживают Гримо на дерево: - Что видишь? Кого видишь? - Ну... Кромвеля вижу. - Он один? - Нет... с дамой. - Ага! Поймали ханжу! - усмехнулся Арамис. - Может, вспомним, что мы - дворяне? - сдержанно предложил Атос, - удалимся? - Но как же, - д*Артаньян развёл руками, переставая что-либо понимать, - наш друг Мордаунт переоделся дамой, что ли? - Войдём да проверим? - закрутил ус Портос. Как ни напрягай слух, а услышать что-либо под окном было невозможно. Иначе любопытные убедились бы, что разговор в домике был весьма далёк от канонов куртуазной галантности: - Сам не понимаю... договорились же! Должен быть с минуты на минуту. - Двадцать лет ждала... узнаю ли я его? Расскажите хоть немного... - "Немного" о шести годах, проведённых бок о бок? Прекрасный у вас парень, прекрасный. Увлечённые своим открытием, друзья совершенно упустили из виду дверь. Резко обернулись лишь тогда, когда она скрипнула, хлопнула... - Никто не вышел? Значит, кто - то вошёл? Этот звук услышали и в доме: оба собеседника обернулись к двери. И Гримо... рухнул с дерева! Остекленевшие глаза, распахнутый рот, из которого, однако, не вырвалось ни звука... - Ну? Что ты там увидел? Кого? - Она... она!!! - Да кто "она"-то? - Миледи! Немая сцена. Как это обычно и бывает, когда невозможно ни усомниться, ни поверить. Первым опомнился Портос: - Что, так похожа? Англичанки - они все на одно лицо... Арамис осторожно перекрестился. - Только не говорите про рок, - прошептал д*Артаньян. - Не говорить?! Кричал бы, если бы это помогло вас в чём-то убедить! Только на крик сбежится охрана. Погибнете не от силы рока, а от силы куда более материальной! Но ни у кого не хватило решимости сделать хотя бы шаг по направлению к двери. Или к окну. Даже тогда, когда услышали вскрик, более похожий на рыдание. И через пару минут - шаги по лестнице. Кто - то спускался... Дверь открылась - и на крыльце возникла невысокая плотная фигура, закутанная в плащ. Портос недоумённо присвистнул: - Это что же, наш друг Мордаунт так заметно поправился со вчерашнего дня? И все четверо угрожающе выросли перед крыльцом. Кромвель обвёл их спокойным взглядом: - Кажется, узнаю послов Мазарини и их пленников. Кого бы вы, господа, ни искали, но здесь и сейчас не нужны ни вы, ни я. Давайте, исчезнем. Молча поклонившись, Атос попытался было последовать этому совету - развернулся и зашагал к коню, оставленному за деревьями. Но остальные... Гасконец устремился в открытую дверь! Остальные - за ним. - Ну что, французский пленник? - пожал плечами Кромвель, - похоже, без нас дело всё же не обойдётся...

Бедные, бедные мушкетёры! Что-то с ними произойдёт в ближайшие полчаса?!

***

Скрытый текст

Пропустив вперёд Атоса, Кромвель поднялся по невысокой лестнице, вошёл в комнату - и увидел то, что и ожидал увидеть. Скульптурную галерею. Лорд и леди Винтер... для них, похоже, перестал существовать мир. Толпы, появившейся в комнате, они... не замечали! Но только Портос, глядя на эту сцену, тайком смахнул слезу умиления. Арамис явно хотел перекреститься - да так и замер с поднятой рукой. А Д*Артаньян - вообще с распахнутым ртом. Атос же едва удержал равновесие - опёрся на стену. И лицо его совершенно слилось по цвету с этой стеной. Кто из них опомнится первым? И ... как? - Ну что ж, господа французы, хоть вас и заждалась родная Франция, но полчаса у нас с вами есть. Вспоминайте, зачем пришли. И имейте ввиду... Кромвель не спеша подошёл к столу и взял с него бронзовый колокольчик. Взял аккуратно, придерживая язычок: - Если вы не заметили охраны, это не значит, что её здесь нет. Но появляются ребята только по звонку. Шуметь здесь не возбраняется, но если попытаетесь схватиться за шпаги... Мордаунт, это и вас касается! Эта длинная тирада вывела из оцепенения всех. - Мы все считали эту женщину мёртвой... уже двадцать лет. Мы были уверены! - Потому, что убивали чужими руками, а сами - и смотреть-то не решились. Палач попытался просто утопить. Спасли, - миледи произнесла это так, словно речь шла не о ней. О какой -то девчонке - графине, которая теряла сознание от ужаса при одном лишь воспоминании. - Значит, искали меня в надежде исправить ошибку. Не сообразили тогда утопить нас вместе, да? - Нет, нет! - вырвалось у Атоса, но более он не мог произнести ни слова. За него закончил мысль Арамис: - Мы искали... палача. Почему-то были уверенны, что он именно здесь. Похоже, ошиблись. - Как? - возмущённо прохрипел д*Артаньян, но Арамис торопливо наступил ему на ногу. Атос, наконец, взял себя в руки. С гордым сознанием своей правоты он произнёс: - Беглая монахиня, лживая невеста, вероломная жена, шпионка кардинала, убийца его светлости герцога Бекингема... Он перевёл дыхание, словно собираясь продолжать список обвинений, но в эту секунду дверь распахнулась, и в комнату почти вбежала Кэтти - плутовка, конечно же, подслушивала. - Госпожа, как же я рада за вас! А эти господа тоже здесь?! Ой, старые знакомые! Господин Арамис! Это вы мне помогли с местом! И вы, господин д*Артаньян... ой, как же вам шло моё платье! Вот только как вы ухитрились в нём так быстро бегать?! О-о-о... А гасконец - то как раз хотел прорыдать о смерти своей возлюбленной! - Вам не надо напоминать, что монашеские обеты по эту сторону Ла-Манша недействительны, а Бекингема здесь если и вспоминают, то титулуют отнюдь не "светлостью"? - Мордаунт сам удивлялся своему спокойствию. Он - то знал, что никакой охраны здесь нет. Только Господь. - Так вас не волнует и то, что ваша мать убила вашего отца? - Я даже знаю, что об этом вам сообщил мой кристально честный дядюшка. Чтобы вы избавили его от невестки. Королю он этого уже не говорил - незачем. - Не так уж мало нам известно, господа, из королевской переписки. Одного не пойму - как состоялся ваш... скажем так... развод? Покойный лорд упоминал о первом муже своей невестки - это ведь вы? - Да, - Атос более не думал о следствиях. Никогда ещё слова не оставляли в его рту такого сладкого вкуса, - да! Я дал ей имя, положение, любовь, наконец, а она... то, что она скрыла от меня, и сегодня можно увидеть на её левом плече! Ах, какое воплощение праведного негодования являло в этот момент лицо, да и вся фигура потомка Куси! Но лицо, да и вся фигура его собеседника, выражали полное недоумение: - Клеймо неправедного суда, что ли? - Даже и не суда... самосуд, - негромко уточнила миледи. - Так я же не знал! Увидев то, что ставит женщину вне общества, я её просто повесил. Кто-то вынул из петли. Знать бы кто - повесил бы рядом. В своих владениях - имею право. - И в гордом сознании своего права, вы скрылись от правосудия? - Да, распустив слух о своей смерти, я ушёл в мушкетёры. Под вымышленным именем. - А что должна была делать я, увидев своими глазами вашу могилу ? - снова подала голос миледи, - умереть на камне с дорогим именем, как верная собака? Считая себя вдовой, я предпочла снова выйти замуж. Но несколько лет спустя, осознав свою ошибку, я всё же сделала попытку вернуться. Даже две. Вторую - около месяца назад, нанеся визит в Бражелон в ваше отсутствие (да-да, проехалась и к кюре, и по соседям), а вот что касается первой... Кэтти, записка у вас? Пряча улыбку, камеристка вытащила аккуратно сложенную бумажку и протянула графу. Так, чтобы не видели другие: "11 ноября 1633 года". - Это я вам и сына госпожи подкинула, и кормилицу Люсиль принаняла писать изредка, что Рауль жив - здоров. - Ты... ты?! Я увидел тебя и узнал, но ведь ты была служанкой... герцогини де Шеврез - я и не сомневался, что это она удостоила меня... - Что?! - глаза Арамиса побелели от ярости, - ты?! Мог?! С ней?! Но этой вспышки Атос и не заметил, поглощённый ужасом: - И целых пятнадцать лет я не смел назвать сына - сыном?! Не знал, что мой "подкидыш"... законный?! Анна, властью мужа приказываю ехать со мной! Ради Рауля! - Ради Джона Фрэнсиса я останусь здесь. - Кажется понимаю, наконец, для чего созданы католики, - негромко пробормотал Кромвель, - наглядная "бездна скверны". И добавил уже вслух: - Сами что-нибудь решите, или мне решать за вас? И тут вперёд выступил Портос, о котором, как будто, все позабыли: - Да в конце концов... так всю оставшуюся жизнь можно искать виноватых - и всё равно не договоритесь. Давайте лучше решим, кому как будет лучше. Без "долга и чести", а просто - лучше. Ну сколько вы, Атос, сможете терпеть жену в Бражелоне? Дай бог неделю? За неделю успеете вместе узаконить виконта? А дальше уж как часто они с виконтом захотят видеться - пусть так и будет! - Только вместе со мной, одну не отпущу. Подумать только, у меня есть брат! Услышав эти слова Мордаунта, Атос содрогнулся: терпеть ещё и пасынка?! Ну разве что неделю... - А собственно, кто кроме нас, здесь присутствующих, знает, что графиня де ля Фер и леди Винтер - одно лицо, - мягко улыбнулся Арамис, - почему бы вам, миледи, не менять фамилию каждый раз, пересекая Ла Манш? С вашей - то профессией... - Ну на том и порешим, - Кромвель выразительно поднял колокольчик и кивнул в сторону двери, - с Мазарини уж объясняйтесь сами. Сумеете. Прощайте, господа, и ждите моих друзей в гости. Когда внизу дверь хлопнула в последний раз, Кромвель шагнул к затенённому углу и нажал незаметную кнопку. Часть стены отъехала, открывая таинственный проход: - Уходим и мы. Насколько я успел узнать этих господ, они далеко не ушли. Вот - вот догадаются, что охраны не было! А подробности про всякие "платьица" вы, дамы, мне расскажете? - Одну минутку, милорд! Мордаунт что - то торопливо писал, разбрызгивая чернила: - Всего несколько слов для моего нового родственника. Я вас догоню! Его подождали. Наконец, четыре фигуры исчезли в проёме стены - и стена закрылась. *** При свете луны было видно, что длинная физиономия Гримо выражает полное недоумение: - Свет погасили... исчезли куда - то... но ведь не выходили? - Не выходили, мы глаз с двери не спускали! Может, затаились? А охрана - то где прячется? - Похоже, её просто нет! Ещё и ещё раз обошли дом - никого... Д*Артаньян, наконец, решился - дверь ведь так и осталась незапертой. Вошёл. Никого. Лишь бледный луч луны выхватил из темноты белый листок на столе. Что-то написано. Не прочесть. Сунул в карман. Возвращение в гостиницу, торопливые сборы и галоп в порт, отплытие, дорожная скука пополам с бесплодными гаданиями, куда же всё-таки подевались эти яркие представители тёмных сил... И лишь когда возникла необходимость в бумажке, д* Артаньян вспомнил про листок в кармане. Что же там всё - таки написано? Поднёс к факелу... и лицо его исказилось гримасой ярости: - Тысяча чертей! - Что такое? - Да вы только гляньте, что он пишет! "Не рассчитывая на ваш здравый смысл, мы покидаем дом самым надёжным путём: через каминную трубу. Нашего полёта вы не увидите лишь потому, что свиньям не дано поднимать взгляд к звёздам". - Ох и послал господь родственничка... пасынка...- преувеличенно-печально вздохнул Атос. Но при этом глаза его... смеялись! Впервые за последние месяцы граф выглядел... счастливым.

И ни одного коммента? Не то, чтобы я набивалась на комплименты, но...
Здесь же можно хоть подсказывать, хоть соавторствовать - комикс есть комикс. Всё равно рано или поздно превращу в серию рисунков.

Продолжаю.
Скрытый текст

*** Прошло полгода. Полгода настоящего ада для несчастного графа. Он действительно чувствовал себя несчастным - и именно потому, что позволил себе... примириться. Немного отдохнуть от чувства вины, от ожидания ударов судьбы, от ненависти, наконец. Как, ну как подлое душевное спокойствие согласовать с честью Куси и Монморанси?! Придёт время - он скажет себе, что судьба - мудрее и, в конечном счёте, добрее. Но не будем забегать вперёд. В ожидании английских гостей Атос откладывал разговор с Раулем со дня на день, всерьёз думая, что открытие правды будет для него началом конца. Но когда промедление стало невозможно, когда пришло письмо из Шеффилда... Вот тогда граф и рассказал своему воспитаннику ВСЁ. Не "обеляя" и не "очерняя", не пытаясь ни оправдываться "честью и памятью предков", ни подчёркивать собственную принципиальность - несгибаемость, ни напоминать о "верхне-нижних правах", утраченных ещё триста лет назад. Просто рассказал о том, что было... О беглой монашке, "прекрасной, как сама любовь". О лилии и виселице из первого же дерева. О своём собственном бегстве. О воскрешении жены под другим именем. О её неожиданной шпионской карьере - и об убийстве вражьего адмирала. Вражьего! Кажется, он сам осознал только сейчас, сколько же французских (да и английских) жизней сохранил этот удар кинжала! И только об одном Атос умолчал: история д"Артаньяна, Кэтти и Констанции была не его тайной. Прервав свой рассказ, чтобы перевести дух перед самым главным, самым страшным, он увидел, что глаза сына горят огнём восторга! Но Рауль молчал, и невозможно было понять, восхищает ли его занимательный рассказ, или смелость "опекуна", или... эта женщина. - И тогда... тогда, наперекор судьбе, хранившей её, мы... то есть я... решил её казнить. Не убить, а казнить с предъявлением всех обвинений. А главным обвинителем стал брат её второго мужа. Его обвинение было столь... странным, но теперь уже ничего не уточнишь - он мёртв. Да и какая разница, если рука палача дрогнула? - Она... опять уцелела?! - Да. Чтобы стать вашей матерью! История, произошедшая в Рош-Лабейле, была выслушана Раулем всё с тем же любопытством - но не более. Бездушие - это последнее, в чём Атос мог бы заподозрить Рауля. Но он не понимал, что ТАКИЕ новости надо сначала - узнать. Просто - узнать. Потом - осмыслить. А пережить и сделать выводы - на это нужно время. И немалое! Единственное, что Раулю захотелось уточнить, что он переспросил: - Так вы, граф, что же - спутали жену с ... герцогиней де Шеврез?! А она и не возражала?! И зашёлся смехом! Чего угодно мог ожидать Атос, но не того, что его драма будет воспринята, как анекдот. Жестом он приказал сыну замолчать, но повелительный жест даже не был замечен! Приступ внезапно оборвался сам: - Постойте... так моя мать - ЖИВА?! И она - ваша жена?! - Наконец - то вы сложили "два плюс два"! - Я... я давно краснел каждый раз, произнося слово "опекун"... - Не думаете же вы, что мне были безразличны ваши чувства? Но доказать я ничего не мог. - А теперь? Теперь - можете? Иначе молчали бы и дальше, да? - Да. Через неделю она будет здесь. Надо было бы добавить: "И не одна". Но всё ещё хотелось верить хоть в самое маленькое чудо - может, Мордаунт всё же не приедет? Служба задержит? А потрясённый Рауль замолчал. Надолго. Сохраняя достоинство, Атос не заговаривал с ним ни о чём - ждал. Ждал так, как ждут смертного приговора. Или... или всё же - помилования?

(Окончание следует)

Оффтоп: (Оффтопчик - вчера в новостной ленте наткнулась на детективное расследование "Чей сын Мордаунт". С ценными сведениями о генетике и чуть не алгебраическими формулами.
И с уймой комментариев от граждан!

Среди высказываний здравые - по пальцам пересчитать: "Да отправьте вы уже всю эту компанию на ДНК, там разберутся! Если вы про Авилова - так он киношному Атосу не в сыновья - в отцы годится!"

Но в большинстве комментаторы доказывают друг другу, что тайна сия навсегда останется тайной потому, что миледь - .........!!!
А насчёт такой - растакой ...... и её потомства мог заблуждаться и сам автор!

В очередной раз восхитишься гениальностью автора, герои которого для читателей - живые...)

 Отправлено: 11.06.18 17:46. Заголовок: Про Альфонсину Плесс..

Про Альфонсину Плесси - Даму с камелиями - я в первый раз прочитала в очерке Л.Третьяковой "Письмо для Альфонсины":
https://www.litmir.me/br/?b=234268&p=21

 Отправлено: 11.06.18 17:51. Заголовок: Наталья пишет: ПУТИ..

Наталья пишет:

цитата:

ПУТИ К СЧАСТЬЮ.

Рассказ - огонь!
Наталья пишет:

цитата:

Единственное, что Раулю захотелось уточнить, что он переспросил: - Так вы, граф, что же - спутали жену с ... герцогиней де Шеврез?! А она и не возражала?! И зашёлся смехом! Чего угодно мог ожидать Атос, но не того, что его драма будет воспринята, как анекдот. Жестом он приказал сыну замолчать, но повелительный жест даже не был замечен!

Ох, бедный Атосушко - вся его беда, как говорил барон Мюнхгаузен, в том, что он слишком уж, по-звериному, серьезен! И перефразируя все того же барона: "Улыбайтесь, граф, улыбайтесь!"

 Отправлено: 11.06.18 21:08. Заголовок: Продолжаю: Ночь не п..

Продолжаю:
Скрытый текст

Ночь не приносила забвения. Прохладные шелковые простыни и плотный бархатный полог наводили на странные мысли: неужели - конец? Когда нечего больше желать? Не был ли он счастливее на соломе - на привале? Друзья были. БЫЛИ! Нет сомнения, что бывшие друзья наблюдают, смеются, и заключают пари, чем кончится его история! И краска стыда заливала бледные щёки: стыдно за такие мысли перед самим собой. Недостойна подозрительность. Низка. Но - какая же это подозрительность, если родной сын отвернулся?! Торопливые шаги, почти бег... распахнулась дверь. Кто это? По походке не узнать Но вот полог распахнулся - и свет полной луны показался ослепительным. А в ореоле света - Рауль: - Граф... нет.. отец! - Что случилось такого, с чем нельзя дождаться утра? - Я... я только сейчас понял, что люблю вас! С жаром выкрикнув эти слова, видимо, продуманные и заготовленные, Рауль вдруг смешался: - Да, наверное, можно было и утром, но не хочу, чтобы кто - нибудь слышал. Потому, что разобрался: я же не врал думая, что люблю, а это было не то. Восхищение, даже благоговение, признание ближнего звездой с неба - это всё не любовь. Любишь того, кто не кажется недосягаемым, того, до кого можешь дотянуться. Или с кем можешь себя сравнить, хотя бы мысленно. А сравнивать себя с отцом - это же само собой! Мгновенное умиление, разлившееся по лицу графа, сменилось глубокой грустью: - А я - то так старательно карабкался на пьедестал, рядился в тогу античного героя. Но сумел понравиться вам, только свалившись с постамента? - Не "свалившись", а шагнув добровольно! И чего ещё я испугался: эта женщина... матушка... она ведь приедет со дня на день. Если я и дальше буду делать вид, что ничего не изменилось, вы же можете подумать, будто я хочу присмотреться и выбрать, кого мне любить. И - смутился. Проследил за взглядом отца - отец явно разглядывал его ноги. Впервые увидел сына босиком - совершенно неподобающе... - Спокойной ночи, отец. Я сказал то, что был обязан. А главное - очень хотел сказать. Очень. - Нет, постойте. Если благоговение - восхищение - это не любовь, как же тогда любовь к богу? С господом себя не сравнишь. - С этим вопросом лучше бы обратиться к вашему другу - аббату. Спрошу. Рауль поклонился - и направился к выходу. Не побежал, а пошёл так, точно на ногах сапоги со шпорами. Глядя ему вслед, Атос досадливо прикусил губу: что, ну что помешало ему просто обнять, просто поцеловать - и промолчать!? Но какой музыкой прозвучало для него ночное признание! И особенно последние слова. Слова не приёмыша, не воспитанника - сына.

 Отправлено: 12.06.18 18:14. Заголовок: Princess пишет: Про..

Princess пишет:

цитата:

Про Альфонсину Плесси - Даму с камелиями - я в первый раз прочитала в очерке Л.Третьяковой "Письмо для Альфонсины":

Несчастная женщина.
"«Я люблю засахаренный виноград, так как он без вку-са, камелии, потому что они без запаха, и богатых людей, оттого что они без сердца», - такое может сказать только бесконечно уставший от жизненных перипетий человек. А ей ведь было только двадцать.
Наталья пишет:

цитата:

Развлеку единомышленников очередным измывательством над бедными мушкетёрами!

Очаровательная история. Предвкушаю, какой выйдет комикс.
Кэтти умница, а насколько повзрослела-то. Уже не та наивная девочка, что готова была рисковать всем ради своего красавца-мушкетера.
Арамис, конечно, пристроил девушку как умел, но мне всегда казалось, что это место не очень подходит для восторженной девчонки.
Лучше уж так, как в фанфике: "маленький домик, тихая печка" и муж с ребятишками.
Наталья пишет:

цитата:

Как, ну как подлое душевное спокойствие согласовать с честью Куси и Монморанси?!

Это прямо в девиз Атосу
Похоже, он всегда был перфекционистом и человеком весьма ранимым, которому достаточно один раз обжечься, чтобы до старости избегать приближаться к огню.

 Отправлено: 13.06.18 21:17. Заголовок: Если такой артефакт ..

Если такой артефакт мог сохраниться до наших дней, то уж Дюма-то это точно видел

Целомудренная ночная рубашка для деторождения, Франция, 17 век.
На ней написано: "С божьей помощью".

Теперь понятно, как Атос мог не разглядеть клейма?

 Отправлено: 14.06.18 22:52. Заголовок: Внезапно вопрос: А ..

Внезапно вопрос:

А как относился к Атосу Джером Клапка Джером, славный английский юморист, если его собаку из лодки звали ... Монморанси?
Хоть пёсик и был похож на ангела, сокрытого от мира, а всё же легко себе представить, как его натаскивал хозяин:
- Куси, Монморанси, куси!

 Отправлено: 15.07.18 00:05. Заголовок: Продолжаю разорванны..

Продолжаю разорванный рассказ:

Скрытый текст

Прибытие прекрасной незнакомки в карете, украшенной гербом ла Феров, Рауль едва запомнил. Растерянность и выжидание - вот что было написано на его выразительном лице, когда произносились официальные (ледяные) приветствия, когда представляли его, когда раскланивался он... Приглашение к обеду показалось выходом из неловкой ситуации, едва ли не спасением. Но нет: - Сударыня, не надеетесь же вы стать дважды графиней? Атос произнёс эти слова безупречно - сдержано. Так, что заподозрить угрозу было невозможно. Просто желание кое - что уточнить. Миледи не ответила, только глянула на него вопросительно. Чуть помолчав, граф продолжил мысль: - Полагаю, препятствий к восстановлению в правах виконта не будет. Вы догадались привезти свою камеристку - очень ценного свидетеля, я же в свою очередь пригласил тех, кто вас помнит, в качестве моей жены. Священник из Рош - Лабейля тоже приедет с минуты на минуту. Но после того, как мы покончим с формальностями, нам предстоит развод. С разрешения хоть кардинала, хоть самого папы. Вы готовы? - Готова, - миледи с трудом спрятала улыбку не приличествующую торжественности момента, - готова. И видит бог как я вам благодарна за такое решение. - Готовы рассказать... всё? Даже зная, что единственная веская причина развода в глазах церкви - супружеская неверность? Д*Артаньян... его тоже жду. - Охотно. Ведь мой рассказ последует сразу за вашим - о том, что именно предшествовало моей "неверности" - и вашему превращению из графа в Атоса. В пронзительном взгляде графа (да отца же, отца!) промелькнула досада - это Рауль успел увидеть и понять. И даже расслышать то, что отец шепнул, прикрывшись салфеткой: - Не при ребёнке... И нельзя было даже обидеться на "ребёнка" - шёпот явно был адресован не ему! Но матушка (так и придётся теперь называть эту особу с двойным и тройным дном) только улыбнулась - и обратила взгляд на своего спутника. Своего "почти близнеца". Если бы не разница в двадцать лет... Этот "ребёнок" вёл себя до странности флегматично: он просто воздавал должное обеду. Кролик в винном соусе занимал его куда больше, чем эта вежливая пикировка - очевидно, услышать что - нибудь новое он уже и не ожидал. Раулю, конечно, представили молодого лорда Винтера, но внимание виконта было всецело поглощено финалом многолетней драмы, который разворачивался сейчас, на его глазах. - Итак, - заключил граф, - нам остаётся лишь пожалеть, что самых ценных свидетелей мы не дождёмся уже никогда. Лорд Винтер и лилльский палач... И взгляд его буквально пронзил насквозь гостя, увлечённого фаршированным фазаном. Гость поднял глаза. Не спеша, вынул изо рта косточку. Не спеша, поднёс к губам белоснежную салфетку. Наконец, ответил: - Граф, это были не "свидетели", а участники событий. "Соучастники" - так это называется. Думаю, их ждали бы неприятности. Немалые. При этом его тонкие чувствительные губы исказились гримасой - хотел улыбнуться, но не получилось. - Полагаете, милорд, что и д*Артаньян будет выглядеть... соучастником? - Или собутыльником. В лучшем случае. Повидимому, граф и не ожидал от "милорда" ни куртуазности, ни даже обычной вежливости: колкость он пропустил мимо ушей. Поднялся: - Помните Гримо, сударыня? Сейчас он проводит вас в комнаты, отдохните. А утром - едем. Со всеми свидетелями. - И со мной, - негромко, но твёрдо произнёс английский гость, - я здесь не просто так. Рауль шагнул к нему и взял за руку. Просто взял за руку: - Милорд, пока эти двое так нужны друг другу - нам с вами волноваться не о чем. Останьтесь. Вот когда только с гостя слетела маска безразличия! Удивлённый внимательный взгляд, осторожная улыбка: - Да что мы, при дворе, что ли? Меня вообще - то зовут Джон Фрэнис. Короче - Джон. - Ну что ж... Тогда и я - Рауль. Встретимся вечером, да? Слово "брат" не решились произнести ни тот, ни другой. Раскланявшись с новоявленными родственниками, Рауль воспитанно - прилично вышел, сопровождая отца. Но едва отошли на расстояние голоса: - Отец, я, наверное, не должен был этого услышать, но ведь сидел рядом... про "неверность" и участие в ней д*Артаньяна вы мне не рассказывали. - О, если б я мог не рассказывать вам вообще ничего! Но долг отца - предостеречь от ошибок. Могу надеяться, что моих вы не повторите? - Нет, нет, только свои! Всё ли Рауль узнал, что хотел узнать, или просто решил больше не приставать с расспросами? Но взгляд его устремился за окно, за поворот дороги. - Так и я могу оставить вас до вечера? - Куда же вы, виконт! - С вашего разрешения... к Луизе!

***

Скрытый текст

Вынужденный играть роль счастливого мужа (ладно, пусть не "счастливого", но всё же - мужа), граф всё реже одёргивал себя, напоминая себе и друзьям о "чести Куси - Монморанси". Всё реже он удивлялся собственному спокойствию, чувствуя, что на этот раз никакой ошибки он не совершает. Всё правильно. И лишь когда все свидетели были выслушаны, доказательства представлены и бумаги оформлены, когда карета, сопровождаемая всадниками - бывшими мушкетёрами, подъезжала к Бражелону, граф произнёс: - Развод- это гораздо сложнее и дольше. Может затянуться и на годы. Задерживать вас не стану, надеюсь справиться сам. - Не передумаете, надеюсь? Не испугаетесь, что это не вполне согласуется с честью вашей и ваших предков? - Нет, Анна, есть всё - таки в вас что - то нечеловеческое! Пятнадцать лет не видеть сына - и даже не обнять?! - Да я его, собственно, ещё и не видела... - ?!! - "Заговори, чтоб я тебя увидел", - так, кажется сказал Сократ? Но пока я не услышала ничего, кроме затверженных формул вежливости. Воспитание безупречно, но это - ваше. А есть ли там хоть что - нибудь своё? Карета проехала через распахнутые ворота и вкатила на широкий двор. Всё, вроде бы, как обычно: конюх подлетел, чуть не сбив с ног неповоротливую ключницу, курица едва увернулась от колеса - чтобы тут же попасть прямо в руки кухарке... но сквозь обычную сутолоку - звуки, совершенно необычные для родового гнезда: воинственные вопли, грохот, удары, визг... - Тысяча чертей! Дерутся! Кто здесь может драться - об этом д*Артаньян и думать не стал. Просто ринулся на знакомую музыку. Со скоростью гончей. Остальные - за ним. Ворвавшись всей толпой в зал, друзья обомлели, что, заметим, не случалось с ними почти никогда. Да ведь и было отчего! Благородное фамильное серебро разбросано по полу вокруг подвешенного к балке мешка: - тарелки явно метали в эту мишень! А теперь "ребёнки" (офицеры,о, господи!) отрабатывали приёмы боя подручными средствами: по залу летали... табуретки! От которых противники уворачивались ловко - и со смехом. Луизу, очевидно, для безопасности, посадили на шкаф - из этого райка она и наблюдала за "поединком", визжа от восторга. Но именно она первой заметила "господина графа" - и испуганно примолкла. Рауль же бросился к нему с широчайшей улыбкой: - Отец, я тут научился драться всем, что только под руку попадёт! - Навык простолюдина. - Но... мне ведь предстоят не только дуэли? А лёгкое оружие не устоит против тяжёлого. Что такое шпага против табуретки? - И что такое табуретка против ума? Браво, сынок! И миледи порывисто обняла того, кто ещё вчера казался ей не более, чем графским куклёнком. Ревнивая досада на лике полубога не была замечена почти никем. Только Мордаунт, или, как его величали теперь, лорд Винтер (вот же змеёныш!) увидел - и подлил масла в огонь: - Спасибо, граф. Нет, не за гостеприимство. За брата. - Но теперь нам пора, - в голосе миледи прозвучало неподдельное сожаление, - пора. Я сделала то, что была обязана сделать, и... прощайте господа. Сегодня вы собрались по очень радостному поводу - не будем омрачать. - Да что вы в самом деле? - Портос, восхищённый потешным поединком, едва не схватил её за рукав, чтобы удержать, - вот я сейчас и свои приёмы им покажу! - На это у меня полчаса есть, - кивнул Мордаунт, - но не больше. Извините, служба. Пора. Вот только сниму маленькую леди со шкафа. Луиза пугливо зажмурилась, словно боялась, что эти цепкие руки её не удержат. А может, просто слегка пококетничала: - А контрданс мы с вами недоразучили немного... - Луиза, но мы же прощаемся не навсегда? Будете помнить, что в Шеффилде у вас есть друг? Брат Рауля? - Буду. Буду! - Как они похожи! - чуть слышно шепнула миледи, так, что услышал только Рауль, - кто бы усомнился, что это - моя дочь? - Матушка, - так же, одними губами, ответил Рауль, - будет Луиза вашей дочерью! Лет через десять. Обещаю!

 Отправлено: 17.07.18 22:36. Заголовок: ФИНАЛ разорванного р..

ФИНАЛ разорванного рассказа.
ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ.
Скрытый текст

Дело приняло серьёзный оборот - Рауль уже не впервые заикнулся о женитьбе! И пришлось графу, навсегда напуганному блондинками, пустить в ход все свои дипломатические таланты. Испросить согласия на этот брак у Его Величества, причём испросить с таким похоронным видом, так живописно рассказать о девице, недостаточно знатной, недостаточно богатой, недостаточно красивой, что молодому королю вдруг захотелось защитить бедняжку от будущего свёкра. И впервые Луи присмотрелся к Луизе. А как юная фрейлина может истолковать долгие взгляды, знаки внимания, подарки? Как может она не попасть под обаяние власти - и не внушить себе, что любит "мужчину, а не короля"? Любит! Рауль? А что Рауль? Друг детства должен радоваться её счастью! Именно так решила Луиза, не желая признаваться самой себе, что тоже навсегда напугана. Графом. Ликуя в душе и сердце, что так ловко избавился от ещё одной угрозы чести рода, Атос наблюдал за сыном: когда затянется сердечная рана, на который день? И решение сына отправиться с герцогом де Бофором в Африку он едва не принял за шутку: зачем? Когда всё сложилось так хорошо? - Перестаньте, Рауль. Ровно в ваши годы я тоже считал свою жизнь конченной. Бросался в каждую драку, в каждую авантюру, на каждый бастион... Да - да, молил бога о прекращении этой пытки жизнью. Но господь знал, что юнец я глупый - и просьбе моей не внял. Просто послал мне тех, ради кого стоит жить. Прежде всего - вас. - Жить и служить для дворянина - одно и то же. Но служить этому королю я не смогу - а другого не дождусь! - Это я понимаю. Мы сначала мечтали о короле, которому не стыдно служить, потом решили, что служить стоит самой идее монархии. А теперь... Атос замолчал, словно не решаясь продолжать. Рауль ждал. Слушал - это уже хорошо. - Теперь я понимаю что король может быть чуть лучше или чуть хуже - но идеального не дождётесь ни вы, ни ваши потомки. Потому, что порочна сама идея монархии. Остаётся уповать лишь на то, что она - не единственная, не лучшая и не вечная. Да, этот строй падёт не завтра - но падёт. Хотите возразить что дворянство без монархии - не дворянство? Но ведь у нас кроме шпаги, есть ещё и голова. Попробуем ею воспользоваться? По мере того, как отец развивал свою мысль, Рауль всматривался в него сначала с непониманием, с изумлением, потом - с радостью человека, без подсказки нашедшего ответ на свой невысказанный вопрос: - Отец, вы... недавно ездили в Англию. И что же, в Шеффилде побывали? - Почему бы не спросить прямо, не результат ли это бесед с вашим... полубратом? Да. Одного не понимаю, как "щенок - змеёныш" ещё на выходе из детства понял то, что мне стало ясно только сейчас?! Да не обижайтесь вы за своего Джона, это не более, чем прозвище! - А мне он не говорил... Рауль понял, что нечаянно проболтался, и покраснел. Атос встал и обнял его за плечи: - Да что мы, в самом деле, который год играем в прятки? Неужели я не понимаю, почему вы если ещё не посол в Англии, то уже давно - постоянный порученец? Чуть у короля, королевы или вашего генерала появляется какое-то дело за Ла - Маншем - вперёд, виконт! А виконт любое дело уладит за два дня, но вернётся хорошо если через две недели. Отчего же было и мне не последовать вашему примеру? - Значит, и с матушкой встречались? - О, да. В сотый раз убедились, что можем быть счастливы только по разные стороны Ла - Манша. - Но - счастливы? Взгляд Рауля слишком явно вопрошал: "И для меня ещё возможно счастье? Если уж и для вас... после всего, что было... то и для меня - ещё не конец?!" И в его кратком вопросе Атос услышал именно это. Ответил твёрдо. Уверенно: - Счастливы. Мысль работала лихорадочно: "Если я не могу удержать тебя от безумного поступка, так может и хорошо, что я не единственный, кто тебе дорог? Может... они?" - А как вы думаете, виконт, что теперь ждёт Винтеров? Какая благодарность от нового короля грозит воспоследовать? - Не понимаю... почему вас это заботит, если вы сами подсадили на трон этого нового короля? - Не преувеличивайте. Я всего лишь вернул доверенные мне деньги их законному владельцу. Но владелец - принц использовал их как ступеньку к трону. Так что теперь уготовано противникам монархии? - Полагаю, ничего - король просто потребовал от лордов присяги на верность. - А лорд Винтер поспешил припасть к стопам? Сами знаете, что - нет. И это когда голова Кромвеля уже торчит на пике возле Уайхолла. Хорошо, если для его секретаря дело ограничится всего лишь изгнанием, а то ведь у них там в арсенале есть и казнь выпусканием кишок... Но не мне же предлагать ему убежище! Кулаки Рауля сжались и глаза сверкнули: - Он не считает, что всё потеряно. - Даже не могу предположить, что он там задумал, но что сдаваться не привык - это знаю. Однако скоро утро, сынок. За разговорами мы и не заметили - а вам скоро ехать... - Да - да. Извинитесь за меня перед герцогом - поищу свою пулю не в Джиджелли. В Шеффилде!

КОНЕЦ.

 Отправлено: 18.07.18 00:29. Заголовок: Наталья пишет: Взг..

Наталья пишет:

цитата:

Взгляд Рауля слишком явно вопрошал: "И для меня ещё возможно счастье? Если уж и для вас... после всего, что было... то и для меня - ещё не конец?!" И в его кратком вопросе Атос услышал именно это. Ответил твёрдо. Уверенно: - Счастливы.

Вот, кстати, да.
Отец у него был каким угодно - добрым, ласковым, строгим, заботливым. Но счастливым - никогда. Вернее, все счастье Атоса заключалось в существовании сына.
"Не имея мужества жить для себя, я стал жить для ребенка".

Вообще, я, унылый практик, полагаю, что дело не в несчастной любви, повешенной супруге и чести рода, а банально в наследственной склонности к суицидальным настроениям. Атос медленно доводил себя, и если бы не появился Рауль, вместо прекрасного и благородного графа де Ла Фер друзья в ДЛС увидели бы то, что и ожидали - опустившегося жалкого пьяницу.
Как только Рауль уехал, Атос принялся старательно разрушать свое здоровье, даже еще не зная, что сын погиб. Он просто не может бороться со своими кошмарами, с этой подсознательной жаждой саморазрушения, когда не на что отвлечь мысли. Раньше "громоотводом" был Рауль: Атос заставлял себя жить ради сына.
И точно то же случилось бы, если бы Рауль женился и отдалился от отца. Как только исчезнет необходимость поддерживать свое существование ради любимого человека - исчезнет и Атос.