- А морды им вареньем не намазать, венецианским сенаторам и дожу? –поинтересовался Улуч, продолжая изучать чертежи - Ну, чтоб им совсем хорошо было. Тем более, ты говоришь Селим, жена гостинцы прислала, так есть чем. Они уже плакались и королю Сицилии жаловались, что я самый вредный и неуступчивый переговорщик и Марльяни написал вице-королю, что чем со мной договориться, дешевле укокошить. И обсудили это так интересно, душевно. Я чуть не всплакнул. Греческим огнем снабдили агента, яда, правда в Сицилии не оказалось. Плохо у них с ядами, проблема. Их агент Франциско Пелозо отправился за ядом в Левант, да там и сгинул. Мои ребята мориски его перехватили, теперь он на дне моря рыб кормит и в аду с чертями беседует. Это свежие новости я тебе из Калабрии привез.
Так что могу предложить только опцией варенье на морды. Чтобы подсластить пилюли. Никаких им уступок по Кипру и по морскому налогу. Вздумают осаждать Кипр –милости просим. Посмотрим, как у них это получится после распада Священной Лиги. Так что вытряхивай из них, сынок, все что можно и ни в чем не уступай. Обойдутся. Что с меня, калабрийского нехристя, рыбачьего сына взять?
- Ну что сказать, - аккуратно сворачивая в трубку чертежи сказал капудан-дерья – ещё раз спасибо тебе и твоему Мустафе, это большая услуга и помощь Порте. Молодцы! Если жена корабельного инженера ещё и хорошенькая, твой Мустафа удачно совместил приятное с полезным, поскольку дружить с ней ему придется не раз.
А вот за семьи Чакко и Галеани –голос Килыча Али-паши дрогнул –за Чакко и Галеани я благодарен тебе, Гансуге и Селиме до конца моих дней. У меня хорошая семья в Ла Кастелла. Любящая и верная. Я не застал родителей в живых, их сломило отчаянье. Но, знаешь, Селим, обнять братьев и сестер твоих родителей, это большое счастье. Они меня любят таким, какой я есть. Когда я поехал в Неаполь поступать в университет, тетя заложила свои обручальное и помолвочное кольца, все ценное что в семье было, чтобы мне на учебу и квартиру хватило. Ох, какие кольца я ей подарил в благодарность! Они ведь меня не выдали под угрозой пыток и за золотые посулы. Они бы и под пытками не выдали. Селим, нет таких слов, кроме простого спасибо тебе, но…спасибо тебе! Если бы с ними что-то сделали испанские власти, это бы разбило мне сердце- темно-карие как спелые маслины глаза адмирала потеплели.
- А я знаю, как их укрыли в монастыре. Через подземный каменный город, в горах за Ла Кастелла, да? Там пещеры-кельи монахами прорублены. И отец-настоятель родственник тебе? Знал я его, отец Дионисий, так? Хороший мужик, нас, цистерцианских послушников из своего сада не гонял, говорил, грех детям отказывать в божьих дарах. Тогда он ещё совсем молодой был, а теперь в годах дядька. Сколько времени прошло. Я мальчишкой все кельи и пещеры там облазил. Да теперь и не мальчишкой. С моря, там крепость. А через подземелье к Ла Кастелла добраться –ну милое дело. Буду благодарен отцу Дионисию, а ты знаешь, Селим, что я словами не бросаюсь и благодарен бываю не только на словах. Что ты мне ещё поведаешь, сынок? И как ты сам поживаешь? Скрытый текст
Семьи Чакко и Галеани. Родственники родителей Улуча Али, кузены, тетушки и дяди. Когда вице-король Сицилии по приказу короля Филиппа взялся за эту семью, заключив под стражу и то угрожая пытками, то суля золото, альгвасилы убеждали родственников взять на себя функции переговорщиков, семьи Чакко и Галеани не выдали Улуча Али ни за какие угрозы и посулы, дружно ссылаясь на старческий маразм. Между тем, Улуч отношения с калабрийцами держал тесные, используя знание каменных древних катакомб. Каменные пещеры иконоборцев за Ла Кастелла историческая правда, они там и сейчас есть. Испанскую власть калабрийцы дружно ненавидели и Джованни Галеани был им куда родней и ближе короля Филиппа, тем более испанским королевским властям Килыч всыпал регулярно и с душой и с земляками был щедр. Калабрийцы вообще, как все горцы почитают родство выше религии и культ мамы для них чуть ли не значимей веры в бога.
- Хорошенькая, судя по довольной физиономии нашего ловкого шайтана, - с коротким смешком поведал бей, - что Мустафе стена, которой окружен этот новейший* Арсенал и которой так гордятся венецианцы? Вам известно, отец мой, что с нынешнего года все арсенальные работники живут на его территории? Это город в городе с верфями, доками, мастерскими и жильем, а главное - складами, где хранятся почти готовые к спуску на воду галеры, - он кивнул на чертеж, - Их достаточно просмолить и проконопатить. Пушки - на соседнем складе. Венецианцы полагают, что высокая стена поможет сохранить информацию. Однако безвылазно всех внутри не запереть и есть дни для посещения семейства.
Мало что могло смутить такого человека, как сын Мехмета. И всё-таки на его лице отразилось легкое смущение, когда Улуч заговорил о семействе. Мягким, крайне почтительным жестом он коснулся руки калабрийца, торопясь остановить выражения благодарности.
- Его отец и отец моей матери единоутробные братья, паша, так что не составило труда. Но в известных обстоятельствах монастырь существует в условиях крайней настороженности. Давно миновало время, когда в нем охотно давали пристанище любому, кто изрядно в этом нуждался. Помощь там нужна всегда. Однако помните, отец мой, что для себя Дионисий человек полностью бескорыстный. Впрочем, я хорошо знаю вашу мудрость.
Вашими молитвами, отец мой, меня обходят стороной беды. Жизнь кипит как вулканическое озеро, я далеко не всегда благоразумен. Уж вам-то я могу в этом признаться. Я не упускаю случай, когда он идёт в мои руки. Мне этот город пока не наскучил в отличие от многих других. Будет, что вспомнить. Забавно, местные считают, что у Венеции лицо женщины. Да, пожалуй. Потому что европейки, что мне встречались, часто красивы, всегда легкомысленны и редко способны на глубокое чувство.
Со странным выражением произнес пашазаде последние слова. Спокойно, насмешливо, однако чуткий слух мог уловить легкий оттенок горечи. Словно мутный осадок на дне кувшина. И странная тень омрачила его лоб, будто его посетило воспоминание, от которого он тщетно пытался избавиться.
Улуч, внимательно выслушав, кивнул и серьёзно пообещал: - Это меня в Стамбуле нет. Вернусь – я их научу верфи охранять. Две испанских диверсии в доках прямо в Стамбуле! Я им покажу маму Хайреддина. Левенды у меня родного дедушку на верфи не пропустят. А если пустят, то назад не выпустят. Услышав горечь и отчаяние в голосе молодого человека, капудан-паша отложил чертежи, и с участим спросил, положив руку Селиму на плечо и заглядывая с погрустневшие тревожные серые глаза:
- Э, сынок, что такое? Что с тобой, мой маленький? Какая-то негодница-кафирка нанесла рану сердцу моего мальчика? Это они могут. Христианки, они такие. Все дело в том, достойна ли она твоих чувств. Если это порядочная молодая вдова или девушка, то сватай её, да и все! Кто же такому красавцу откажет! Ты сын одной из самых почтенных портийских семей, молод, хорош, богат, на хорошем счету у султана. А если этого всего не хватит, бери меня сватом! Ну какой отец, хоть бы и христианин устоит перед алжирским бейлербеем, если он сватом будет! Сербские дворяне и грузинские князья-христиане за честь считают дочек отдать за статусных османов, а тут погляди-ка, какая цаца! Красавец сын реиса ей не хорош!
Откуда родом её семья? –деловито уточнил капудан-дерья – В Венецию мне лезть не с руки, сам понимаешь. Тут могу только написать рекомендации и просьбы. Она и её родные не с островов? Тогда я захвачу остров, возьму население, вместе с твоей цацей и её папашей и матушкой в заложники и всего дел-то. Нет, ты не беспокойся, я буду сама вежливость и почтение. Как сделал папа Хайреддина, когда влюбился в рыжую вдову священника с острова Лесбос, будущую маму Хайреддина? Правильно. Сначала захватил остров, стал его бейлербеем и чинно-благородно пошел у рыжей Катерины просить её руки. С сватами и подарками, все честь по чести. Она перед такой галантностью не устояла. Мог бы и просто силой взять, а он почтительно сватает.
Килыч ласково очертил пальцем профиль молодого человека, дотронулся до кончика носа. - Сам понимаешь, дитя мое, чтобы аргументы были убедительней, надо взять аргументируемого за аурат. Но любезно, чтобы не испортить впечатление. Я эту беду решу. Она не с Корфу? У меня как раз на Корфу планы. И остров захвачу под носом венецианцев, и твои дела устрою.
- Так что, Селим, будет твоя цаца нашей –и Килыч ласково похлопал Селима по колену – Надеюсь, она не рыжая? Рыжая вдова -это же греческий огонь! Ну даже если так, справишься, взнуздаешь и поедешь. Так что эту беду мы просто решим.
Ты думаешь, мне легко было просить руки дочери у Тургута Великого? Да он бывало, глянет, и на дне океана у бога Нептуна недержание. И не только по-маленькому. А тут я, вчерашний христианский раб, прошу руки его любимой дочери! Конечно, я робел. Но ведь пошел же к Тургуту. Уж если я с великим реисом сговорился и получил отеческое благословение на брак, хотя, само собой, Тургут Великий мне по шее надавал, по коврам мордой повозил, но благословил же! А уж с каким –то итальянским засранцем запросто сговорю его дочку. Да и если она вдовая и своей руки хозяйка, то тоже сговорю. Ты знаешь, детка, я, если захочу, бываю сама любезность, очарую и птичку на дереве. Но захватить остров и взять птичку со всем населением в заложники надежней. Или похитить, а потом уже чинно-благородно сватать. Хотя остров или прибрежную крепость захватить как-то солидней, там уже ты власть, администратор и хозяин, никакая вдова тебе ни в чем не откажет и без сватовства, и твой будущий тесть само почтение. Не горюй, Селим, я тебе помогу. Скрытый текст
Левенд или левенди (арабский закон) - это название нерегулярных солдат. Термин возник в османском военно-морском флоте, но в конечном итоге распространился на большинство нерегулярных войск. Происхождение этого термина, вероятно, происходит от итальянского леванти, и венецианцы использовали его для различных местных войск, которые они собрали на побережьях Балкан, то есть греков-христиан, албанцев и далматинцев, для службы в венецианском флоте или в качестве вспомогательных войск.
Барбаросса Хызыр Хайреддин-паша (также известен как Хызыр-реис; 1475 — 4 июля 1546) — османский корсар, флотоводец и вельможа. Командуя корсарским флотом, стал правителем Алжира, а затем адмиралом Османской империи. Его мать, рыжеволосая гречанка Катерина в первом браке вдова православного священника. «Покажу маму Хайреддина» идиома, изобретенная вашим покорным слугой, не противоречащая османскому этикету, по синонимичности с знаменитой «Кузькиной матерью» означает «Покажу нечто необычное».
Упоминание повелителя океанов Нептуна вполне органично для итальянца, тем более имеющего базовое теологическое образование.
Отправлено: 05.03.22 14:23. Заголовок: - Паша, я давным-дав..
- Паша, я давным-давно не ребёнок! - невольно вспыхнул бей с той горячностью, которая так свойственна всем, кому нет ещё и двадцати пяти.
По-мальчишечьи чуть отстранился от слишком покровительственного и нежного касания. Слегка нахмурил брови в досаде на себя. И не потому что не мог себе позволить излишнюю откровенность. Напротив, он доверял Улучу безгранично и всегда мог не колеблясь поверить паше вещи, которые попридержал бы в родном доме. Не ожидал, что возникшее буквально ниоткуда и так некстати воспоминание так подействует. Однако хватило одного только быстрого взгляда в мудрые глаза калабрийца, чтобы «вставшая дыбом шерсть на загривке», так сказать, заняла прежнее положение.
- Не рыжая ли? Отец мой, ради Аллаха, вы страшный человек! - Селим не выдержал и рассмеялся, - вы будто сидели у меня на плече и сами все видели. У неё действительно медные волосы и она себе хозяйка. Но ваши планы, увы, не осуществятся: это дело прошлое. Она приняла свое решение и уехала. Ну хорошо, вам я всё расскажу.
Долгую, бесконечно долгую, как показалось, минуту сын Мехмета собирался с мыслями, а затем поведал свое странное приключение от начала и до самого конца.
- Как видите, вы сватаете мне женщину, которая, вероятно, давно успокоилась в объятиях другого, а возможно уже и успела сесть у чьего-то очага. И не мне ее упрекать. Я не понимаю лишь одного: почему этот случай уже несколько месяцев никак не сотрётся из моей памяти. Одна из шуток, которые порой с нами играет рассудок, - губы пашазаде чуть скривились, будто по ним скользнула тень насмешки над собственными иллюзиями, - так что вам не придется брать остров. Но взамен я буду ждать вас в Стамбуле на хитане* своих сыновей как кирве*. Скрытый текст
*Аль-хитан (арабск.), сюннет (тур.) (дословно - то, что желательно). Церемония обрезания.
Кирве - восприемник, аналог крестного отца в христианстве и даже немного больше. Кирве держит ребенка на коленях и считается, что капли крови, попадая на его одежду, неразрывно связывают кровным родством.
Событие и по сей день отмечается с исключительной пышностью, за что имеет второе название "малая свадьба".
-Да, стой, подожди! Что ты мотаешь головой словно жеребенок от мух? -воскликнул, смеясь, капудан-дерья - Шею свернешь, Селим. Мой старший сын в семь лет, когда его мама хотела поцеловать, мотнул башкой, шейный позвонок хряпнул, он месяц ходил с забинтованной шеей. Зато теперь, когда его на полгода уносит море, Сефар-реис навещает родителей, и мать с отцом его хоть куда целуй. А на вид, ты его знаешь, Селим, такой суровый дядька, лет на пять старше тебя, мы его пятилетним взяли, у него родители сефарды в Испании погибли. Он говорит: отец, я вас с мамой на спине готов носить. Так что это за история с тобой случилась, сынок? –Килыч подпер рукой подбородок, опершись локтем о колено, подался вперед и весь превратился в слух.
Выслушав, Улуч Али сокрушенно поцокал языком.
- Это серьезная проблема, дитя мое. Чувства – это серьезно, а эта женщина задела твое сердце, я же вижу. Плохо то, что с учетом статуса твоей пери её таки-да, в ковер не завернешь, чрез плечо не кинешь и не заберешь в свой мир. Это невозможно без проблем. И готова ли она решиться на такой шаг, не могу судить. Нет, могу –сказал Улуч, подумав; и, уловив мыслью положение и взвесив его на внутренних весах, прибавил: -Могу, как человек, который ради любви к женщине принял решение полностью зачеркнуть свое прошлое и перешел в другой мир. Могу, как человек чья возлюбленная, первая красавица Порты, из любви к нему, перешла все ступени сословной разницы между дочерью бейлербея и великого адмирала и христианским рабом её отца. А ведь ей было только шестнадцать лет, когда она сказала «люблю» христианину-рабу, вчерашнему галерному гребцу. Шестнадцать лет, Селим.
Адмирал замолчал и опустил руку в фонтан, солнечные лучи дрожали в прозрачной воде, бросали скользящие блики на красивое смуглое лицо с высокими скулами и твердой линией рта, которому задумчивость придавала неожиданно мягкое выражение.
Килыч зачерпнул пригоршню воду, и она хрустальными струями полилась сквозь пальцы. - Что я тебе скажу на это, сын мой. Ты ведь опытный мужчина и умеешь отличать была ли эта женщина умелой искусительницей, или у неё в прошлом было только замужество, так ведь? И если это так, она поддалась чувству и уехала в смятении, не решившись изменить свою жизнь и не в силах устоять перед своим чувством. Как ты думаешь, сын мой, мы с Селиме после того как сказали друг другу «люблю» и до того, как я набрался смелости идти к Тургуту Великому сватать его дочь, не испытали подобное? И на это ушел год, а потом она ещё три года меня ждала, пока я корсарством зарабатывал на морях славу, богатство и титул бейлербея, чтобы стать достойным её выбора.
Чтобы преодолеть препятствия, мужчине и женщине надо идти навстречу друг другу и, поскольку в твоей ситуации женщине надо жертвовать больше, мужчине надо проделать путь дольше, дабы уравнять жертвы с обеих сторон, они неизбежны. Завершай свои дела в Венеции и проси у султана, чтобы тебя направили во Францию, в помощь Мураду Великому, а он таки велик и на море, и в дипломатии, а я за тебя буду ходатайствовать. Союз с Францией для нас важен, значит, ты во Франции нам нужен. Твоя рыжая пери придворная дама, встречи с тобой при дворе ей не избежать. Там ты получишь ответ на мучающие тебя вопросы. А что касается, что выйдет из ваших отношений - покрытая бронзово-золотым загаром кисть снова зачерпнула прозрачную чистую воду – что выйдет из ваших отношений… Это как в чатуранге: если ты не знаешь результат игры, но сама игра тебе доставляет тебе удовольствие, то просто играй! Держи игру как можно дольше. Знаешь, Селим, когда мы были с Селиме влюблены, мы ловили краткие встречи, короткие прикосновения, мимолетные поцелуи и это было лучшее в нашей жизни. Что я хотел бы вернуть из прошлого, даже ценой своей жизни, если бы мог? Ну, прежде всего, живых родителей к которым я шел обратно двадцать лет, но так и не застал. А вторым, это будет раннее утро на рассвете на Джербе, когда двадцатидвухлетний моряк Джованни Галеани, направившись ночью в море на ловлю сардин, ждал в саду бейлербея его юную дочь, чтобы под этим дурацким предлогом вручив ей на раннем рассвете корзину, сорвать пару минут объятий и пару поцелуев с девичьих губ при короткой встрече. Тогда я не мог ей дарить драгоценные перстни и серьги, я дарил что мог: корзину сардин. И это, Селим, лучшие минуты моей жизни. Я бы их вернул даже если бы у нас с Селиме ничего потом не было. Поэтому, поезжай во Францию за счастливыми минутами! Они того стоят. А насчет того, чтобы стать кирве твоим детям -от души принимаю приглашение и спасибо за честь, но кто сказал, что лет через двадцать пять лет не будет в османском флоте рыжеволосого реиса, нового Барбароссы Второго?
Готов отца (мать, дедушку, бабушку) на спине (на плечах) носить -форма изъявления максимальной любви и почтения к родителям, стремление максимально о них заботиться в турецкой культуре.
Мурад Великий Первый (Старший) (1534 -1609) – самый знаменитый и значимый после Улуча Али корсар и адмирал Османской Порты и первый блистательный дипломат Порты при европейских дворах. Организатор дипломатических союзов Порты с Англией и Францией, этнический албанец.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 96
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет