Отправлено: 15.03.14 20:27. Заголовок: Томас Мор

Утопия.




"Знатоки", конечно, знают всё. Но и они совершенно растерялись, прочитав неожиданный вопрос: "Какому государству, кроме СССР, мог принадлежать такой герб: серп и молот в окружении колосьев"?
Оказалось, Утопии! Автор, Томас Мор, объяснил его так: "Труд ведёт к изобилию!" Это было написано в XVI столетии, когда труд считался проклятием... И как могли усомниться в этом английские крестьяне? Бесплодная заболоченная почва, труд на которой позволял только "жить - и не умирать", но и с такой земли их массово сгоняли лендлорды - им оказалось гораздо выгоднее овцеводство, торговля шерстью! "Овцы пожрали людей".
Неужели люди не умнее четвероногих? Неужели нельзя обратиться к их разуму, помочь им понять, что именно делает их несчастными? Быть может, выход будет найден, хотя бы потомками?
И лорд-канцлер Англии Томас Мор пишет рассказ о путешествии в неведомую страну где-то в южном полушарии. О том, что его поразило. В гостинице у него никто не попросил денег за услуги, а когда предложил сам - объяснили иностранцу, что денежной системы у них нет. Как?! Все получают за труд продуктами и прочими благами? Но это же так неудобно! Ах, трудятся здесь все, кто только может? А вот в этом что-то есть... особенно если вспомнить, сколько людей в родной Англии ничего не производит - знать, духовенство, армия. А женщины? Это же половина населения! Но, с другой стороны, женщина незаменима дома!
И путешественнику объясняют, что "дом" и работа здесь вполне совместимы потому, что рабочий день - всего шесть часов, и потому, что почти у всех "работа" - не выходя из дома! Первые этажи обычных жилых домов - это мастерские, где работают, как сказали бы сейчас, "по семейному подряду".
За шесть часов не успеешь устать настолько, чтобы не захотеть заняться чем-то ещё! И к услугам утопийцев библиотеки, художественные студии, научные лаборатории, лектории... Все учёные в этой стране - бывшие ремесленники, раскрывшие свои таланты в свободное время!
А дети в свободное от школы время, переходя группами из одной мастерской в другую, учатся разным ремёслам и искусствам. Они просто обязаны раскрыть все свои склонности и способности! "Отдых" для подростка - это смена занятий, а безделье - мать всех пороков. Интересно, что девочки здесь учатся наравне с мальчиками. (Ничуть не сомневаясь в их способностях, Мор дал своим дочерям университетское образование.)

Потрясённый путешественник узнаёт, что детей здесь учат едва ли не с грудного возраста. Причём не за партой, а во время совместных прогулок. Ведь жить им предстоит среди сверстников - вот и надо как можно раньше определить своё место среди своего поколения. Понять, умный ты или глупый, сильный или слабый... Одежды маленьких детей богато расшиты драгоценными камешками, а взрослые одеты в однообразные костюмы, по описанию очень похожие на джинсовые. Удобно, практично, но неужели этим людям не хочется пощеголять - покрасоваться?
Забавна сценка, где Мор заходит в столовую (продукты здесь можно брать домой, но мало кто хочет возиться - общепит на высоте). Соседями по столу оказываются мама с сыном - мальчиком лет десяти. Мальчуган шепчет довольно громко:
- Мама, это что, сумасшедший?
- Нет, просто иностранец.
- Сударыня, а что ваш сын увидел во мне такого "сумасшедшего"?
- Извините... золотую цепь на шее. Ведь у нас в золотых цепях ходят рабы!
Рабы?! В этом обществе всеобщего равенства?! Но из разъяснения становится понятно, что рабом никто не рождается и никто не остаётся навсегда. Это преступники, осуждённые к тяжёлым и неприятным работам на определённый срок. Поразительно: едва ли не все преступники, дела которых приходилось разбирать честному судье Томасу Мору, стояли перед выбором: умирать от голода или воровать. А здесь ведь голодных нет? Тогда почему? Увы, очень трудно переделать человеческую природу, главные пороки которой - жадность и тщеславие, стремление иметь больше, чем у соседа. Утопийцы с этим борются. У них даже закон такой, чтобы семьи раз в пять лет переходили жить в другой дом - необходимое есть у всех, необходимого - достаточно. Но законов мало, главное - воспитывать людей в убеждении: ценность человека в том, что он умеет, а не в том, что имеет!
- А как же сельское хозяйство? Ведь именно труд на земле - самый тяжёлый?
- Слишком тяжёлый, чтобы возлагать его только на определённые группы людей. На земле работают все горожане по одному месяцу в году, обычно во время уборки. Это справедливо - ведь есть хочется всем.
- Горожане? Но ведь есть чудаки, любящие сельскую жизнь и сельский труд?
- Да, это призвание. Таких людей немного. Они живут за городом, это специалисты, распорядители сельских работ.

Выясняется, что за городом расположены так же и больницы, и не только потому, что больным нужен свежий воздух, но и во избежание эпидемий. Одно из самых поразительных прозрений - ведь во времена Мора ещё ничего не знали о материальных носителях заразы, и полагали эпидемии проявлением божьего гнева! Уровень медицины в Утопии высок, но всё же врачи - не боги... Неизлечимым больным здесь принято говорить правду. Если попросят избавить их от столь тягостной жизни - просьба будет уважена. Узаконенная эвтаназия! Впрочем, подталкивать к такому решению запрещено - каждый решает сам. Если решит жить, сколько получится - заботиться о нём будут.

А как же религия? Здесь полная свобода убеждений, неслыханная веротерпимость, но к атеистам всё же относятся насторожённо, не доверяют им государственных должностей. Почему? Так ведь человек, который сегодня не признаёт над собой высшего авторитета, завтра может решить, что всё позволено, и злоупотребить властью!

Армия? Призывная - здесь все мужчины умеют владеть оружием. Никому утопийцы не навязывают свой образ жизни, но всегда готовы его защитить.

Когда книга вышла в свет, автора совершенно серьёзно спрашивали, где эта счастливая страна?! Готовы были сорваться туда на ПМЖ... Увы, этого не знал и сам автор, ведь "утопос" по-гречески "место, которого нет". Хотя координаты этой "Нет-ландии" выяснить совсем несложно - для этого надо лишь взять карту мира, сложить её пополам, по экватору, и посмотреть, где в южном полушарии "отпечатается" Англия. Да-да, рассказывая о географии неведомой страны, её климате и почвах, городах и занятиях населения, Мор описывает родную Англию. Намекает соотечественникам: "Вот, как могли бы жить МЫ!"

Не поняли или не захотели понять? Во всяком случае Его величество Генрих VIII этой книги, как будто, и не заметил. Первый коммунист Европы был казнён за отказ признать короля главой церкви - англиканской церкви, самим королём Генрихом и придуманной! И был канонизирован католической церковью, признан святым.


А великий роман дал толчок развитию общественной мысли. Многие и многие мыслители задумались о переустройстве общества на началах разума и справедливости.

 Отправлено: 15.03.14 20:57. Заголовок: утопия Наталья , это..

цитата:

утопия

Наталья , это не сказочная утопия, это Страна с большой буквы. Бывают такие писатели, чьи книги написаны на столетия вперёд, бывают такие композиторы, чья музыка звучит, как пение галактик... И эта книга - одна из таких шедевров. Ведь когда была написана книга? В шестнадцатом веке, а не в двадцатом столетии, где её появление было бы вполне соответствующем духу эпохи. Книга появилась в Англии, а не в России! Но тем не менее - серп, молот, колосья... Советские символы в эпохе Возрождения!
Наталья пишет:

цитата:

Хотя координаты этой "Нет-ландии" выяснить совсем несложно - для этого надо лишь взять карту мира, сложить её пополам, по экватору, и посмотреть, где в южном полушарии "отпечатается" Англия. Да-да, рассказывая о географии неведомой страны, её климате и почвах, городах и занятиях населения, Мор описывает родную Англию. Намекает соотечественникам: "Вот, как могли бы жить МЫ!"

Быть может, это прозвучит глупо и идеалистично, как одно из высказываний Дон-Кихота, но...
И МЫ тоже могли бы! Сейчас, правда, уже поздно... Слишком поздно.

 Отправлено: 29.11.14 22:31. Заголовок: Все бы так, но тольк..

Все бы так, но только лютеран он сжигал. К сожалению.

 Отправлено: 29.11.14 22:44. Заголовок: :sm15: Проверим. Ч..

Проверим. Что это я упустила?
Костёр для Англии вообще нетипичен (случаев сожжения было немного), обычно еретиков вешали.
А конкретно Мор к протестантизму относился с интересом, как к интеллектуальному поиску.

 Отправлено: 29.11.14 23:30. Заголовок: Борис Тененбаум. ..

Борис Тененбаум. "Великие Тюдоры". Москва. "Яуза". "Эксмо". Стр. 100-101.
" И когда уже потом обнаруживаешь сведения, согласно которым сэр Томас Мор занимался расследованием дел о лютеранской ереси, испытываешь некоторое потрясение. Расследование, как правило, заканчивалось костром. Примем во внимание, что до того, как Томас Мор принял на себя обязанности лорда-канцлера, в Англии за сто лет было сожжено за ересь 30 человек. А при нем, при самом активном его участии, за два года, с 1530-го и по 1532-й, сожгли шестерых. Как раз за то, за что сам он стоял до конца,- за желание поступать по совести".

Жгли редко- 30 человек за 100 лет. Но жгли. И как раз в это время сожгли ЕМНП кардинала Фишера.
Тененбаум дает ссылку на английский источник. Вполне себе респектабельный. Да и сама книга серьезная.

 Отправлено: 30.11.14 00:05. Заголовок: Выступление Лютера п..

Выступление Лютера против католической церкви и папства и Великая крестьянская война в Германии (1524–1525) были восприняты Мором и его единомышленниками как звенья одной цепи. Резкая и грубая критика Лютера, направленная против католицизма, по мнению гуманистов-эразмианцев, носила слишком разрушительный характер и полностью дискредитировала дело реформы церкви, за которую боролись «христианские гуманисты». Полностью солидаризировавшись в этом отношении с Генрихом VIII, Мор в своем «Ответе Лютеру» (1523) рассматривал лютеранство не только как враждебное выступление против католической церкви, но и как попытку под маской благих намерений добиться ниспровержения традиционных институтов церкви и государства, грозящую всеобщей анархией (см. 15, 5, 14; 16).

Лютер исходил из того, что для праведного образа жизни достаточно одного закона — закона Евангелия и если бы правители были добрыми и проповедовали истинную евангельскую веру, в человеческих законах не было бы нужды. Поэтому, подчеркивая исключительное значение веры, Лютер отвергал сколько-нибудь существенную роль человеческого закона для внутренней жизни христианина. Иную позицию занимал Мор. Чем бы ни обосновывалось пренебрежение к закону, обеспечивающему традиционный порядок, будь то несовершенство закона или необыкновенные добродетели правителя, для Мора — юриста и гуманиста это было неприемлемо как потенциальная угроза деспотизма и тирании. Лютерово «оправдание одной лишь верой», с точки зрения Мора, создавало реальную угрозу упразднения всех действующих законов, угрозу всеобщего хаоса. Он был убежден, что для общества нет ничего хуже, чем произвол, проповедуемый даже с наилучшими намерениями, поэтому все же лучше иметь плохие законы, чем не иметь никаких. Как политик Мор был настроен достаточно скептически, чтобы питать иллюзии насчет замены несовершенных законов милосердием и любовью к ближнему, основанным на лютеранской проповеди веры. В противоположность Лютеру Мор настойчиво подчеркивал позитивный смысл гражданского права. По его убеждению, именно человеческий закон, а не закон бога конституирует существующий общественный порядок. Этот человеческий закон не только обеспечивает наказание за отдельные преступления, такие, например, как воровство, но он есть единственный закон, устанавливающий и регулирующий существующий порядок собственности (см. 15, 5, 274).

По мнению Мора, хотя частная собственность была учреждена только на основе человеческих законов, эти человеческие законы, закрепляющие и охраняющие установленный порядок, обязательны для всех людей. Но даже в условиях «естественной общности», т. е. при отсутствии частной собственности, люди не могли бы жить совсем без законов. Именно законы предписывают определенным группам общества обязанность трудиться, а также предотвращают преступления, ведущие к бунтам и беспорядкам, которые обязательно возникли бы даже в условиях «естественной общности», если бы не законы. Тем более, считает Мор, необходимы законы в современном ему обществе (см. 15, 5, 274–276).

Мор настаивал на приоритете закона перед судьями и должностными лицами, которые им руководствуются; он решительно отвергал положение Лютера о приоритете добрых судей перед законами, сформулированное в «Вавилонском пленении церкви». По мнению гуманиста, всякое справедливое решение судьи должно иметь основание в законе. Если же упразднить законы и оставить все на свободное усмотрение судей, они станут вести себя деспотически. В результате народ не только не будет свободнее, но окажется в условиях рабства, повинуясь законам, которые меняются со дня на день. Выступая поборником закона, Мор ведет себя как юрист, воспитанный на английском праве, где статут играл очень важную роль, четко определяя границы юридической свободы действия судьи.

Что же касается законов церкви, то здесь особое значение в полемике Мора с Лютером приобрела проблема церковного обычая. Лютер отказывался рассматривать церковный обычай как закон для христиан, полагая, что обычай может иметь силу закона только в гражданских делах.

На это Мор отвечал, что обычай христиан в делах таинств и веры важнее любого обычая в гражданских делах, ибо гражданский обычай, имеющий силу закона, основывается только на человеческом согласии, церковный же обычай действует благодаря «божественному вдохновению» (см. 15, 5, 414).

В отличие от Лютера Мор видел в церковных обрядах некое соединение божественного акта с разумным согласием людей, воспринимающих божественную основу ниспосылаемых обрядов. По мнению Мора, истинное единство христиан воплощается лишь в традиционной католической церкви, которую Лютер пренебрежительно называет папистской. Для Лютера истинная церковь мыслилась как узкий круг избранников божьих внутри официальной, большой церкви. Лютер вовсе не отрицал, что у христиан должна существовать церковь со своими священнослужителями и обрядами, но они, по его убеждению, не играют никакой роли в деле спасения. Внутреннюю природу церкви, ее существо, согласно учению Лютера, может определять только вера. Таким образом, Лютер отдавал предпочтение духовной, «невидимой» церкви, противопоставляя ее церкви видимой. Мор же решительно оспаривал попытки реформатора определять церковь лишь на основе ее внутренней природы.

В противоположность Лютеру, отвергавшему авторитет папы, Мор обосновывал необходимость повиновения римскому престолу, апеллируя к понятию единства и согласия церкви как непременного условия благополучия в самой церкви и поддержания социального порядка. Такая точка зрения на папство по существу предвосхищала одну из главных идей контрреформации. В период полемики с Лютером для Мора уже не подлежало сомнению божественное происхождение папской власти (см. 13, 498). А ведь не кто иной, как сам Мор, за два года до того как сформировалась его концепция папства, предупреждал Генриха VIII о политической опасности чрезмерной поддержки авторитета папы. Такова была историческая логика развития гуманистической концепции церкви и папства, совершавшегося под воздействием Реформации.

Мор, однако, был далек от того, чтобы рассматривать папский престол в качестве единственного авторитетного органа вселенской церкви. Он понимал католическую церковь как широкую корпорацию. Наиболее адекватным выражением церковной общности, под которой подразумевались все христиане, с точки зрения Мора, был вселенский собор, обладающий властью в случае необходимости смещать и назначать папу. Мор не противопоставлял друг другу высшие органы церкви (папу и собор), он утверждал, что церковь нуждается в них обоих. И тот и другой верховный авторитет католической церкви Мор рассматривал сквозь призму более общей идеи, характерной для политической и религиозной мысли северного гуманизма, — идеи единства и согласия всего христианского мира.

Между тем Лютер подвергал сомнению почти все церковные авторитеты, решительно отрицая существующую духовную иерархию, без которой не мыслилась католическая церковь. Папство, епископы, доктора теологии, университеты, чистилище, культ святых, постановления соборов, индульгенция, месса, монашеские обеты, таинства, — все это, согласно Лютеру, не находит подтверждения в св. Писании и, следовательно, не обнаруживает своего божественного происхождения. Все эти установления являются, утверждает он, «семенами, посеянными в поле господнем сатаной при содействии верховной власти римского идола» (15, 5, 256). С точки зрения Лютера, если церковь будет избавлена от этого тяжкого бремени, она станет блаженнейшей, а народ — свободным. По мнению Мора, трудно придумать что-либо страшнее и безобразнее этой «разнузданной свободы», якобы проповедуемой Лютером, свободы, при которой «народ будет неукротим… не станет признавать законов, не будет подчиняться правителям…» (15, 5, 256). Чтобы такой порядок восторжествовал, пишет Мор, дайте только человеку веру, что он не обладает свободной волей в своих делах, — дайте ему возможность все свои злые деяния приписать богу и, уповая на божье прощение, освободиться от ответственности за свои дела.

В действительности Лютер никогда не проповедовал той «разнузданной свободы», которую ему приписывал Мор. Напротив, уже в своем трактате «О свободе христианина» (1520), рассуждая о двоякой (духовной и телесной) природе христианской свободы, Лютер определенно отдавал предпочтение свободе духовной[20]. «…Христианин, — писал он, — в силу веры так возвышается над всеми вещами, что он духовно делается господином всех вещей… Но это не значит, что мы властны над всеми вещами телесно, что мы можем всем владеть, всем пользоваться» (97, 2, 17). В этом трактате и в своих более поздних произведениях Лютер четко сформулировал идею о целесообразности существования в обществе двух порядков — духовного и светского, опирающихся на две самостоятельные системы права — божественного и естественного. Пока мир еще не совершенен, нельзя руководствоваться одним лишь божественным правом, нужны законы и светская власть. Понятие христианской свободы, учил Лютер, не следует распространять на практическую деятельность человека: духовно христианин может быть свободен и оставаясь крепостным.

В период Великой крестьянской войны Лютер осуждал крестьян и плебейство Германии и бранил их за злоупотребление евангелической свободой, истолкованной как «глупая телесная свобода». Религиозное учение Лютера освящало авторитетом веры светскую власть, освобождая ее от нравственно-религиозной ответственности перед людьми, поскольку «светская власть есть божье установление» (97, 2, 362–363).

Мору не было известно многое из того, что писал Лютер. Но даже если бы он знал своего противника не только по двум-трем сочинениям начала 20-х годов (когда его религиозно-политическая доктрина находилась в процессе формирования), если бы он был знаком с сочинениями Лютера конца 20-х — начала 30-х годов и представлял себе во всей сложности эволюцию его замыслов умеренной Реформации с ее политическим консерватизмом, преклонением перед законностью и порядком феодальных князей и государей, то и тогда гуманист наверняка не стал бы более снисходительным к реформатору. И причина этого — в несовместимости доктрины гуманизма с проповедью добровольного смирения, того, что К. Маркс метко назвал «рабством по убеждению» или «превращением мирян в попов» (1, 1, 422–423). Духовный аскетизм, проповедуемый Лютером, оборачивался полным презрением к светским ценностям. «Достоинство веры, — писал Лютер, — заключается в том, что она свертывает шею разуму и душит зверя, который иначе мог бы задушить целый мир со всеми его творениями». Разум, по его словам, есть «первая из потаскух дьявола». Поэтому Лютер считал, что, отдавая предпочтение вере и отказываясь от разума, «мы приносим богу самую приемлемую жертву, какая только может быть ему принесена» (цит. по: 35, 9).

Отрицание Лютером значения разума, светского знания, литературы, которые, по мнению гуманистов, укрепляют нравственность, отрицание самого гуманистического принципа религиознофилософских исканий, до поры до времени позволявшего гуманистам сочетать и синтезировать светское и религиозное знание, духовное наследие античной культуры и христианскую этику, обнаруживает систему ценностей, принципиально отличную от гуманистической. И гуманизм и Реформация являются продуктом изменений, происходивших в надстройке феодального общества в результате кризиса феодальной идеологии. Сам же этот кризис, как известно, был обусловлен глубинными изменениями социально-экономической структуры феодального общества. Развитие гуманизма и процесс Реформации были взаимосвязаны. Однако оба этих течения, каждое из которых было по-своему оппозиционным по отношению к феодальному обществу, создали системы ценностей, несовместимые друг с другом. Одна вела к религиозному скептицизму, культу разума и освобождению человека от пут догматизма и церковных предрассудков, к торжеству светского начала над религиозным, светского знания над церковной схоластической ученостью. Другая система ценностей, создававшаяся Реформацией и сосредоточенная на собственно религиозных вопросах, основывалась на стремлении деспотически подчинить мирскую жизнь человека жестким нормам протестантской морали. Такова основа идейной непримиримости между гуманистом Мором и реформатором Лютером.

Эти идейные разногласия углублялись спецификой Реформации как течения более радикального, более непримиримого по отношению к господствовавшей феодальной идеологии — католицизму, нежели гуманизм. Существенная особенность европейского гуманизма заключалась в просветительском характере этого идейного движения. «Первая форма буржуазного просвещения» — так характеризовал гуманизм Ф. Энгельс, говоря о Море и его единомышленниках (1, 22, 21). Эта особенность гуманизма нашла отражение в их программе. Мор, Эразм и их сторонники проповедовали необходимость реформы в рамках существовавшей социально-политической системы. Всякая иная, более радикальная форма критики и оппозиции, угрожавшая насильственным ниспровержением недостойных правителей и пастырей, особенно в условиях начавшихся социальных движений Реформации, представлялась гуманистам-просветителям эразмианского типа опасным потрясением основ общественного и политического порядка, преддверием бунта черни. В созидательный характер политической самодеятельности народных масс никто из них не верил. Разрушительное, революционное выступление народных масс неизменно воспринималось гуманистами как анархия, угрожающая уничтожением всех духовных и культурных ценностей, которыми они так дорожили. Вот почему у Мора не могло быть непредвзятого отношения к Реформации Лютера, в которой он, как опытный политик, яснее, чем сам реформатор, угадывал разрушительные политические последствия, о которых Лютер на первых этапах своей борьбы против католической церкви и папы, по-видимому, даже не подозревал.

Этические и политические противоречия между гуманизмом и Реформацией получают свое развитие в полемике Мора с английскими последователями Лютера — У. Тинделом, Р. Барнзом, С. Фишем, Дж. Фришем.

Рьяного приверженца Лютера — Уильяма Тиндела, который перевел Библию на английский язык, Мор называл «предводителем английских еретиков» (8, 1037). Подобно Лютеру, Тиндел утверждал, что главное для христианина — это вера, которая является «матерью всех добрых дел». Человек оправдывает себя не делами, а лишь верой. Но вера и добрые дела не зависят от нас, поскольку они представляют собой «божий дар», вслед за Лютером проповедовал Тиндел.

В 1529 г. Мор издал свой первый трактат против Тиндела — «Диалог о ересях», в котором доказывал, что его противник подрывает авторитет церкви. Перевод Нового завета на английский язык, осуществленный Тинделом, Мор считал насквозь тенденциозным и ошибочным, служащим орудием вредной и опасной доктрины. Тиндел не остался в долгу и в 1531 г. выпустил «Ответ на диалог сэра Томаса Мора», оспаривавший позицию Мора. На это Мор ответил новым сочинением — «Опровержение ответа Тиндела» (1532–1533).

Мор и в период полемики с Тинделом разделял убеждение Колета и Эразма о важном значении популяризации Нового завета. Он положительно оценивал саму идею перевода св. Писания на английский язык. Хотя Мор не видел в этом панацеи от всех пороков церкви и общества в целом и вовсе не думал, что без Писания на английском языке души англичан обречены на погибель, он все же считал желательным, чтобы англичане — и духовенство, и миряне — могли читать Новый завет на своем родном языке. Однако, когда в «Диалоге о ересях» собеседник Мора задает ему вопрос относительно перевода Тиндела, он решительно заявляет, что тот столь плох, что его даже нельзя исправить: порочная тенденциозность сближает этот перевод с еретической Библией Уиклифа, также «злостно» стремившегося доказать правоту собственных заблуждений. Перевод Дж. Уиклифа, говорит он, в свое время «испортил немало народу», и не только в этом королевстве, поскольку «зараженные ересью» латинские книги Уиклифа распространялись далеко за пределами Англии. Они были изучены Яном Гусом и использованы, чтобы «сокрушить все чешское королевство, уничтожить веру и добродетель и привели к погибели многие тысячи человеческих жизней» (10, 230–231). Почти все идеи Лютера, по мнению Мора, заимствованы им у Дж. Уиклифа. Обращаясь к авторитету такого переводчика Библии, как Иероним, Мор напоминал, сколь ответственное дело — перевод св. Писания. Библия не может быть объектом частной интерпретации каждого христианина. Порицая Лютера и Тиндела, Мор утверждал, что простой народ не может без посредника в лице церкви «постичь сокровенный смысл Библии» (см. 10, 244–245).

В «Диалоге о ересях» Мор с негодованием осуждает идею Лютера и его последователей о несвободе человеческой воли. По учению Лютера об абсолютном божественном предопределении, которое он изложил в трактате «О рабстве воли» (1525), направленном против сочинения Эразма «О свободе воли» (1524), спасение христианина зависит не от его воли, а только от веры и милости бога, ниспосылающего веру. У человека нет свободы выбора, его воля бессильна что-либо изменить. Она подобна вьючному скоту: кто ею завладеет, тому она и подчиняется. Завладеет ею бог, и человек «охотно пойдет туда, куда господь пожелает». Если же человеческой волей завладеет сатана, человек пойдет за ним. И нет у него «никакой воли бежать к одному из этих ездоков или стремиться к ним, но сами ездоки борются за то, чтобы удержать человека и завладеть им» (96, 18, 635). Для гуманистов это учение было неприемлемо. Эразм, Мор и их сторонники исходили из идеи свободы воли и упрекали Лютера в том, что он снимает с людей всякую ответственность за их дурные деяния, перекладывая все на бога. По убеждению гуманистов, человек обладает свободой выбора и, следовательно, несет нравственную ответственность за свои поступки перед богом и людьми. Лютеранская концепция предопределения, отрицания свободы воли в понимании Мора позволяет оправдывать любое злодеяние, совершаемое последователями «новой веры», и в действительности есть не что иное, как проповедь безграничного индивидуализма, прикрываемого авторитетом Евангелия. Гуманист видел прямую связь между учением Лютера и варварским разграблением Рима в 1527 г. войсками Карла V, значительную часть которых составляли лютеране. Именно они, пишет Мор, грабили не только город, но и собственных союзников, творили всевозможные бесчинства и зверства, убивали священников прямо в храмах, оскверняли алтари, уничтожали иконы. Однако, «поскольку нет никакой свободы воли, значит, один бог помимо их воли творит все зло, которое они совершают» (10, 276).

Как гуманист, Мор не мог примириться с презрительным отношением лютеран к разуму. В «Диалоге о ересях» и «Опровержении ответа Тиндела», так же как и в «Ответе Лютеру», он выступает против попыток реформаторов третировать разум, противопоставить ему веру с ее откровением. Разум и откровение в вопросах веры, утверждает Мор, не противоречат друг другу. Разум не враг, а слуга веры, ибо по самой своей природе он обращен к поиску истины. Однако Мор все же признает, что не всякая истина доступна разуму. Так, за пределами разума находятся тайны божественного промысла. И тем не менее разум остается могучим источником познания, составляющим величайшее счастье бытия (8, Kg. V). Итак, в трактовке разума Мор обнаруживает двойственный подход. С одной стороны, касаясь вопроса о соотношении философии и теологии, разума и веры, он склоняется к традиционной мысли, что философия должна быть служанкой теологии, разум — слугой веры. И в этом все еще сказывается влияние господствовавших в средние века представлений. С другой стороны, весьма примечательно, что и в теологической полемике с реформаторами Мор продолжает защищать кредо гуманизма, отстаивая авторитет разума. Познание истины при помощи разума он рассматривает как одно из величайших наслаждений, доступных человеку. Даже в трактовке собственно религиозных проблем Мор апеллирует к авторитету разума.

Правильное понимание темных и спорных текстов Писания, по мнению Мора, возможно лишь тогда, когда с католической верой сочетается «свет естественного разума». Разум помогает найти истину путем исследования и сопоставления спорных текстов Писания с другими, а также с комментариями отцов церкви и с основными положениями католического вероучения. Мор полностью разделяет надежды Колета и Эразма на возрождение и «возрастание» благочестия среди христиан в результате научного изучения и пропаганды св. Писания. При этом цель гуманистической критики и исследования текстов Писания была отнюдь не в том, чтобы, апеллируя к разуму, подвергать сомнению авторитет Библии или подрывать авторитет церкви. Цель гуманистических штудий заключалась в критике «библейского суеверия», т. е. слепого, догматического восприятия Писания, при котором написанное слово превозносится выше человеческого разума. По убеждению гуманистов, их просветительская деятельность должна способствовать оздоровлению, нравственному возрождению церкви. Иная цель была у реформаторов, которые полагали, что папистская церковь безнадежно испорчена: ее нельзя лечить, а нужно уничтожить и заменить другой, истинной, реформированной на основе св. Писания. Разум и все иные, «внешние» по отношению к Библии авторитеты, по их мнению, не могут приниматься в расчет при создании этой новой церкви.

В основе просветительской деятельности гуманистов, критиковавших пороки духовенства, и сочинений реформаторов — два различных отношения к церкви. Однако теперь для нас ясно, что и те и другие объективно содействовали одному и тому же историческому процессу — ниспровержению духовной диктатуры церкви. И гуманисты и реформаторы способствовали ослаблению влияния господствующей идеологии феодального общества — католицизма. И в этом смысле можно констатировать, что гуманизм подготовил Реформацию. В дальнейшем же пути гуманизма как более умеренного, просветительского движения, заведомо избегавшего обращения к широким массам и рассчитывавшего лишь на поддержку «просвещенных» государей и духовенства, расходятся с путями Реформации как более радикальной оппозиции феодализму, апеллировавшей к революционным настроениям буржуазных и предпролетарских элементов феодального общества. И если такие гуманисты, как Эразм, Мор и их сторонники в различных странах Европы, рассматривали Реформацию лишь в негативном плане, как «подстрекательство к мятежу», то реформаторы в свою очередь склонны были упрекать гуманистов в непоследовательности и даже предательстве. Именно так Лютер расценивал позицию Эразма, не желавшего его поддерживать, а Тиндел — позицию Мора. Как справедливо отмечал Р. Пайнеас, «Тинделу казалось просто невероятным, чтобы человек, защищавший Эразма от нападок теологов и написавший эпиграммы против духовенства, позднее мог искренне порицать сочинения, схожие с теми, которые он сам когда-то написал… Тинделу не приходило в голову, что ранние сочинения Мора никогда не преследовали той цели, к которой стремился реформатор, т. е. ниспровержения порочной церкви. Поэтому он открыто обвинял Мора в неискренности по отношению к защищаемой им католической церкви» (113, 116).

Автор «Диалога…» не ограничивается критикой доктрины Лютера с точки зрения богословия и этики, он тщательно анализирует роль Реформации в социально-политической борьбе своего времени. Мор дает ту же оценку политического аспекта учения и деятельности Лютера и его последователей, что и в «Ответе Лютеру». При этом «Диалог…» развивает и еще более заостряет ранее сформулированные положения о разрушительном для феодального общества характере лютеранской доктрины, подтверждая это анализом политических событий, связанных с развитием европейской Реформации, и в первую очередь Великой крестьянской войны в Германии. «Светским правителям, — писал Мор, — было отрадно внимать этим проповедям (проповедям Лютера. — И. О.), направленным против духовенства… так как они сами зарились на церковное добро. Однако с ними вышло так, как с собакой в басне Эзопа. Она хотела схватить зубами еще и отражение сыра в воде, а самый-то сыр и выронила. Лютеровские крестьяне вскоре набрались такой смелости, что поднялись против светских государей. Если бы последние вовремя не спохватились, то, зарясь на имущество других, сами могли бы легко потерять собственное. Однако они спаслись тем, что за лето уничтожили в этой части Германии 70 тысяч лютеран… И все-таки эта безбожная секта благодаря бездействию властей так окрепла, что наконец народ принудил правителей также принять ее» (10, 272–273). Эта яркая и глубокая характеристика роли Реформации Лютера в событиях 1524–1525 гг. в Германии отнюдь не исчерпывает политического содержания «Диалога…». Показательно вообще отношение Мора к ереси как к идеологии, представляющей угрозу для феодального государства. «Преследование еретиков, — пишет Мор, — добрые государи ведут не только в целях защиты веры, но и для сохранения мира среди народа» (10, 302).

Таким образом, в «Диалоге» против Тиндела Мор использовал уроки недавнего политического опыта Германии для дополнительной аргументации ранее выдвинутых положений о политической опасности Реформации. Это не значит, что автор «Утопии» и «Диалога…» утратил понимание социальной несправедливости и порочности феодальной системы. Это означает лишь, что Мор как политик, гуманист и человек, преданный католической вере, воспринимал подрыв господствующей идеологии как угрозу анархии.

Другая проблема, к которой Мор вновь обращается в «Диалоге…», — отношение между верой и делами христиан. Позиция Мора в этом вопросе обнаруживает сходство с концепцией Эразма, считавшего, что без доброй воли и добрых дел христианский обряд не имеет силы. Подчеркивая важность добрых дел в жизни христиан, гуманисты предреформационной поры, и в частности Мор, иногда свободно ставили знак равенства между общечеловеческими добродетелями, как, например, простота, умеренность, скромность, прославлявшимися античными писателями, и христианскими этическими нормами. Но вот прошло почти два десятилетия, наступила пора Реформации, воочию показавшая гуманистам, сколь опасно для устоев феодального общества свободное толкование богословско-этических проблем христианской веры. Времена изменились, вчерашние «вольнодумцы» — «христианские гуманисты» логикой истории оказались отброшены в лагерь защитников «старого порядка». В этом проявилось своеобразие их мировоззрения как ранней, незрелой формы буржуазного просвещения.

В понимании Тиндела человеческие дела слишком несовершенны и все, что человек может предложить богу, — это его вера, но даже и она оказывается не чем иным, как божественным даром, предопределенным милостью божьей. Для Лютера и Тиндела любая попытка заслужить награду перед богом своими делами была бы богохульством. Мор занимает другую позицию. Да, перед богом даже самые добрые дела человека несовершенны. Тем не менее в мире, который создан богом, добрые дела играют важную роль в спасении, и люди «должны работать так хорошо, как только могут», в противном случае человеку остается раскаиваться в том, что он не выполнил свой долг перед богом (см. 15, 8, 1081–1082).

Эта теологическая концепция Мора имеет непосредственное отношение к политике. По его убеждению, создав мир, человека, бог учредил государство и сделал человека частью общества, в котором большинство людей подчиняется и лишь немногие приказывают. Таково, по Мору, непременное условие нормальной жизни общества. Люди обязаны подчиняться своим государям, ибо «правители имеют власть от бога, который требует повиноваться им, а иначе мир погрузился бы в хаос» (15, 8, 56). Созидающая историческая роль классовой борьбы угнетенных для гуманиста Мора была непонятна. Отсюда — категоричные утверждения об опасности критических суждений народа о своих правителях и необходимости беспрекословного послушания властям. «Весь свой яд, — писал Мор, — Лютер подсластил особым средством — свободой, которую он выхваливал народу, убеждая, что, кроме веры, тому решительно ничего не нужно… Он учит людей, что, раз они верующие христиане, то Христу они приходятся чем-то вроде двоюродных братьев; поэтому, кроме Евангелия, они совершенно от всего свободны и им не приходится считаться с обычаями и законами, как духовными, так и светскими» (10, 272–273). Мор отнюдь не сомневался в обоснованности критики реформаторами «греховности» и порочности католического духовенства и пап. Но еще большим пороком и грехом самих реформаторов, с его точки зрения, было распространение ими смуты неповиновения среди простого народа. И римский папа может оказаться грешником, но для исправления этого положения в церкви имеются иные средства, нежели памфлеты реформаторов. Существует вселенский собор, который может увещевать самого папу и даже низложить его.

Политический аспект, как видим, нередко превалирует у Мора над теологическим. Стремление к ниспровержению «испорченной» церкви он рассматривает как угрозу ниспровержения существующего порядка. Тем не менее собственный опыт Мора, мыслителя и политика, настойчиво опровергает эту его реакционную доктрину, убедительно доказывая, что автор «Утопии» и государственный деятель, осужденный за измену, в действительности был весьма далек от беспрекословного подчинения существующему порядку. И в этом, несомненно, проявились сила и величие Мора, как человека эпохи Возрождения, причудливо сочетавшиеся у него с чертами традиционного средневекового мировоззрения.

Среди известных Мору учений Реформации наиболее опасной и разрушительной ему представлялась доктрина анабаптистов в силу ее радикального характера. Мор осуждал анабаптистов прежде всего за то, что они не признают ни духовных, ни светских властей, призывают к уничтожению частной собственности, проповедуя общность имущества, вплоть до общности жен, и в довершение всего отрицают божественную сущность Христа, объявляя его всего лишь человеком.

 Отправлено: 30.11.14 00:11. Заголовок: Протестант Джон Фрис..

Протестант Джон Фрис долго скрывался от разыскивавших его поборников католической веры. Он часто переодевался, стараясь остаться неузнанным, предпочитал долго не оставаться на одном месте, чтобы сбить со следа преследователей. Однако лорд-канцлер Англии Томас Мор объявил награду за его поимку. После этого Фриса поймали и 4 июля 1533 года торжественно сожгли по решению суда епископов.

Ну сожгли-то не по его решению, но награду за поимку он объявил.

 Отправлено: 30.11.14 00:14. Заголовок: Между прочим, нет до..

Между прочим, нет доказательств того, что Томас Мор действительно жёг людей. Известно только, что он был автором знаменитого манифеста «В защиту семи таинств» (лат. Assertio septem sacramentorum/англ. Defence of the Seven Sacraments), — ответа Генриха VIII Мартину Лютеру. За этот манифест папа Лев X пожаловал Генриху титул «Защитник Веры». Известно, что этой инициативе сопутствовали массовые политические репрессии, которые проводил ГенрихVIII (и даже существует цифра в 2000 еретиков, отправленных им на костёр). Томас Мор в то время действительно входил в состав Тайного Совета, но его голос при этом (при абсолютной власти Генриха) не был решающим. И то, что за верность католицизму Мор был канонизирован Римско-католической церковью и причислен к лику святых папой Пием XI в 1935 году, ещё не означает, что он имеет непосредственное отношение к гибели этих людей

 Отправлено: 30.11.14 00:34. Заголовок: http://www.e-reading..

http://www.e-reading.link/chapter.php/1030899/6/Osinovskiy_Igor_-_Tomas_Mor.html
Вот тут о его отношении к лютеранам. Был яростным противником и гонителем.
Документальных подтверждений найдено два. Первое: награда за поимку Фриса и собственное признание Мора, что де он еретиков не убивал. Так, по мелочи. Приказал хлестать бичами двух выведших его лютеран в его присутствии. В первом случае это был малолетний ребенок, во втором тяжело больной психически человек. Что уже доставляет. Так что насчет пассивного присутствия в совете по делам о сожжении этих шести вряд ли. Преследовал яростно и как говорят " считал это за похвалу себе".

 Отправлено: 30.11.14 08:02. Заголовок: Вот всё и встало на ..

Вот всё и встало на места: лорд-канцлер охранял вверенное ему государство. "Моя страна может быть неправа, но это - МОЯ страна". Прекраснодушным идеалистом не был, но не был и садистом.

В святые произведён не столько за отказ признать развод короля, сколько за защиту католичества. Хотя то и другое оказалось взаимосвязано.

Интереснейшая статья, спасибо, Коризанда!

 Отправлено: 30.11.14 08:15. Заголовок: Наталья пишет: Прек..

Наталья пишет:

цитата:

Прекраснодушным идеалистом не был, но не был и садистом.

Именно. Государственный деятель это прагматик, а не идеалист. Прочитала что нашла, проанализировала. Мор был убежденный и деятельный противник лютеранства. В составленной им самим эпитафии говорится: Враг воров, убийц и еретиков. С лютеранами он оживленно полемизировал и спорил. Двух лично приказал бичевать. Как лорд-канцлер преследовал. Запреты, гонения, заключения в тюрьму-это есть за его подписью. Тайный совет членом которого он был вынес постановление о сожжении шести лютеран с 1530-1532 г. Голосовал ли он против-неведомо. Во всяком случае этого он нигде не высказал. В тюрьме он опровергал факты его личного участия в физическом насилии- дескать сам лично не бил, а приказал двоих бить. По совокупности косвенных доказательств: Личная нетерпимость, административные санкции по поимке и поиску и преследованиям конкретных лиц, участие в тайном совете с вынесением приговора этим самым лицам- все-таки был в числе голосовавших "за" сожжение.

 Отправлено: 30.11.14 08:18. Заголовок: Справедливости ради,..

Справедливости ради, шесть человек ( по другим источникам четыре) - это скромно. В Германии костры пылали. Он человек своего времени.

 Отправлено: 30.11.14 09:13. Заголовок: Его защитная речь пр..

Его защитная речь просто образец адвокатского ораторства. Он изящными траекториями обходит главное обвинение о сожжение и обращается к абсурдным обвинениям, что он лично пытал в своем доме лютеран, что присваивал их жалкие гроши ( кто бы сомневался) и ни словом не говорит о приговорах о сожжении. Трудно предположить, что кто-то в тайном совете голосовал бы против. " Я лишь приказывал держать их за крепкими замками". Угу. Настолько крепкими, что некого в прошлом картезианского монаха держали, например, по несколько суток прикованным за шею к коленям и запрещая пользоваться туалетом. Ну и сумасшедший после бичевания по словам Мора излечился.
Эразм Роттердамский, естественно защищает своего единомышленника. Но с учетом что сам Эразм не впустил в свой дом преследуемого швейцарского ученого единомышленника, который несколько суток за его забором просил о помощи.... В общем, некая изворотливость была гуманистам присуща.

 Отправлено: 30.11.14 09:26. Заголовок: :sm15: Преследуем..

Преследуемый просил несколько суток... под забором? И преследователи его там не заметили? Как-то трудно себе такое представить, ещё труднее было бы показать в кино...

Английский фильм "Человек на все времена" - про Мора, - англичане считают одним из своих шедевров. Наверное потому, что удалось не скатиться ни в "анжелизм", ни в "ужастик", а показать именно обычность, будничность мракобесия.
Но упущена необычность ЛИЧНОСТИ...

 Отправлено: 30.11.14 09:43. Заголовок: Наталья пишет: Прес..

Наталья пишет:

цитата:

Преследуемый просил несколько суток... под забором? И преследователи его там не заметили? Как-то трудно себе такое представить, ещё труднее было бы показать в кино...

Это у Цвейга, давно читано, подробностей не помню, поищу. Но Цвейг автор вызывающий доверие. Наталья пишет:

цитата:

Английский фильм "Человек на все времена" - про Мора, - англичане считают одним из своих шедевров. Наверное потому, что удалось не скатиться ни в "анжелизм", ни в "ужастик", а показать именно обычность, будничность мракобесия. Но упущена необычность ЛИЧНОСТИ...

Идеализация там имеет место быть. Преследование лютеран, достаточно грубая полемика обойдены изящными траекториями.
Вообще, пристальный интерес к исторической личности интересная вещь. Прекрасный оказывается не столь прекрасен, ужасный не столь ужасен. Ну и призма времени, куда без неё. То что нам кажется ужасным не было тогда столь ужасным.

 Отправлено: 30.11.14 10:04. Заголовок: И на глазах у всех р..

И на глазах у всех разыгрывается постыдный спектакль. По Базелю, тогда еще маленькому городку, где всего, наверно, сотня улиц да две или три площади, где каждый знает друг друга, неделями бродит, хромая, больной Ульрих фон Гуттен, великий поэт, трагический ландскнехт Лютера и немецкой Реформации, шатается по переулкам, по трактирам и бродит возле дома, где живет его бывший друг, первый вдохновитель того же евангелического дела. Он останавливается посреди Рыночной площади и гневно взирает на запертую на засов дверь, на трусливо закрытые окна человека, который некогда восторженно возвестил о нем миру как о "новом Лукиане" [133], как о великом сатирическом поэте. За безжалостно закрытыми ставнями вновь прячется, как улитка в раковине, Эразм, старый худой человечек, и ждет не дождется, пока этот нарушитель спокойствия, этот докучливый бродяга покинет наконец город. Тайком еще снуют туда-сюда послания, ибо Гуттен все ждет, не откроется ли дверь, не протянется ли навстречу дружеская рука, рука помощи. Однако Эразм молчит и с нечистой совестью продолжает скрываться в своем доме.